Цусимские хроники. Чужие берега
Шрифт:
То ли повреждения от этих попаданий оказались достаточно серьезными, то ли не желая иметь дело с тем, кому принадлежали приближающиеся большие дымы, японцы начали отходить на восток, продолжая обстрел, пока снова не хлынул дождь. «Олег» активно маневрировал и стрелял в ответ, но попаданий больше не добился, сам получив еще два снаряда, один из которых проделал большую пробоину в подводной части левого борта в нижней угольной яме второго котельного отделения, которую быстро затопило. От этого возник крен на левый борт в пять градусов, и через пробоины в корме теперь заливало жилую палубу. Затопления в корме удалось остановить, заделав течи и дыры подручными средствами, но с креном справиться не удавалось.
Дойдя до Коозаки, с «Олега»
От Миура подошли три номерных миноносца. Когда японские крейсера совсем пропали из вида, начали формировать походный ордер, для перехода в Озаки. На «Олеге» к тому времени удалось остановить распространение воды, и он мог уверенно держать десятиузловой ход. Пожары взяли под контроль, но дым еще густо валил из офицерских кают и со шкафута. В голову строя вышли оба парохода, поставившие трал, за ними двинулся крейсер, а миноносцы держались восточнее, пока огибали южную оконечность Цусимы, чтобы прикрыть от возможных японских атак.
Затем они перешли на левый борт крейсера, держась в полутора-двух милях западнее, и так провожали его до Цусима-зунда. При этом в трале, буксируемом пароходами, когда уже приблизились к форту Гоосаки на пять с половиной миль, взорвалась мина. После чего небольшой караван вышли встречать еще две пары тральщиков-миноносок, благополучно приведших «Олега» в Озаки, где он встал к борту «Камчатки» для ремонта.
Расставшись с «Олегом», Добротворский продолжал гнать оставшиеся три крейсера на рандеву с флотом. Для компенсации вынужденной задержки ход увеличили, вскоре достигнув острова Фукуэ. Когда впереди по курсу на несколько секунд сверкнул яркий свет, на шедшей в голове колонны «Авроре» решили, что это маяк Таманоура, на западной оконечности острова Фукуэ. Всех удивило, что он работает в военное время. Ход снизили, передав сообщение о близости земли дальше по отряду. На других крейсерах этого света не видели из-за дождя.
Начав склоняться влево, чтобы обогнуть скалистый мыс, на котором стоял уже не видимый в темноте маяк, обнаружили справа по борту в просвете дождя куполообразный островок. Возле маяка такого островка не должно было быть. Судя по описанию в лоции, это был остров Буро, лежащий у мыса Таишозаки, почти в четырех милях от предполагаемой точки нахождения отряда. Об этом немедленно сообщили на остальные корабли, внеся соответствующие поправки в штурманские прокладки.
В этот момент за кормой замыкавшего строй «Светланы» была обнаружена неясная тень, двигавшаяся на юго-запад. Что это было за судно, разглядеть так и не удалось. Оно, не проявляя беспокойства, быстро скрылось из вида. Это сильно встревожило Добротворского. Он распорядился внимательно следить за радиоэфиром и забивать любые близкие передатчики немедленно. Но пока все было тихо.
Огибая юго-западную оконечность Фукуэ, удалось надежно определиться по горе Хошияма, подтвердив уже известную невязку места. Никаких признаков беспокойства противника по-прежнему не было. Оставив по правому борту едва угадывающуюся за пеленой дождя двугорбую тень острова Сагано, еще совсем недавно бывшего временным приютом для всей эскадры, отряд продолжал быстро продвигаться на север-северо-восток, вдоль западного побережья Готских островов.
Потеряв время на возню со своим бывшим флагманом, Добротворский теперь вынужден был наверстывать. Дальнейший курс проложили к маяку Сиросе. Чтобы прибыть на место вовремя, было приказано держать семнадцатиузловой ход. Тяжелее всех в этой гонке приходилось «Авроре», как изначально самой тихоходной. Но с момента переезда командира отряда со своим штабом на «Богатыря», оказавшись головным в колонне, крейсер капитана первого ранга Егорьева уверенно держал свое место и предписанную скорость.
Мглистая погода, временами переходящая в мелкий дождь, не позволяла уточнять свое место астрономическим способом. Чисто случайное определение координат по юго-западной оконечности Фукуэ было пока единственной привязкой на всем переходе в условиях порывистого бокового ветра, попутной зыби – отголоске стихающего сильного шторма и добавившихся теперь еще и течений, малоизвестных и порой даже разнонаправленных в прибрежных водах.
Снижать скорость было нельзя, оставалось надеяться на штурманское чутье и зоркость впередсмотрящих. Наблюдение за горизонтом и морем под бортом, а особенно прямо по курсу велось постоянно, причем сигнальщики и впередсмотрящие сменялись каждые полтора часа, пока глаз не успевал «замылиться» в ночной мгле, разбавленной дождевыми разводами. Возможно, именно это и спасло крейсера от гибели.
Когда в начале двенадцатого часа ночи с четвертого на пятое июля только что заступивший на пост впередсмотрящий на баке «Авроры» заорал, что видит маяк прямо по курсу, а сразу за этим и буруны справа по носу, в ходовой рубке успели перевести ручки машинного телеграфа на «стоп машина», а затем сразу же на «полный назад» левой машине, переложив руль до упора влево.
Благодаря принятым мерам, крейсер успел уклониться влево, с лихим креном пройдя на расстоянии прямой видимости торчавших из воды двух скал в виде гигантских зубов, на большей из которых возвышалась белая башенка маяка. С палубы и мостика был прекрасно виден прибой, окутывавший белой пеной этот разломленный островок, и уходящий от него на северо-запад риф, постепенно понижавшийся до уровня моря. Это мог быть только маяк Сиросе.
Державшиеся позади крейсера так же круто положили лево руля и избежали мели. Благодаря большой дистанции между кораблями, столкновений тоже не было, хотя строй смешался. По расчетам штурманов маяк должен был остаться правее, в стороне от курса отряда. Вероятно, дрейф от ветра оказался меньше предполагаемого, а от течений, наоборот, больше.
Чтобы безопасно обогнуть рифы, отряд развернулся на северо-запад, держа малый ход и ведя постоянный промер глубин. Выйдя на глубокую воду, снова построились в кильватер, начав вскоре склоняться к востоку, постепенно выйдя на исходный северо-восточный курс. Опять дали полный ход, стремясь компенсировать новую задержку. Неожиданное маневрирование у маяка увеличило общее отставание от графика выдвижения на исходные позиции почти до часа, наверстать которое до соединения с главными силами флота крейсера так и не успели.
Приблизившись к проливу Хирадо, ход снизили. Сразу обнаружили неизвестное судно, шедшее без огней в пролив. Преследовать его не стали. Справа по борту проплывали тени островов Икитсуки и Азуши-Ошима. Скоро впереди открылся островок Футагами, лежащий уже на входе в пролив Кии. Его обогнули с юга, обнаружив в отдалении справа несколько судов, двигавшихся в направлении селения Хирадо, на северной оконечности одноименного острова. Их тоже не трогали, боясь спугнуть возможную добычу впереди.
Когда справа по курсу открылся остров Мадара, взяли чуть левее, войдя в пролив Кии. Теперь со всех крейсеров наблюдали вокруг интенсивное судоходство из малых каботажных пароходов и парусников всевозможных типов и размеров. Воды между мысом Коямазаки на южной оконечности острова Икисима и островами Мадара и Какара у южного берега пролива были буквально забиты судами, шедшими как от Симоносекского пролива, так и к нему. Все они двигались с погашенными ходовыми огнями, зато навигационные знаки на берегах самого пролива горели, хотя и вполнакала.
Быстро втягиваясь в промежуток между островом Икисима и рифами Хенджима и Куджима, лежащими на севере, и островами Модара и Кокора – на юге, все еще не обнаруженные противником, крейсера открыли ураганный огонь на оба борта по множеству хорошо видимых целей, не используя боевое освещение. В проливе сразу началась паника. Навигационные огни на берегу погасли. Кто-то пускал сигнальные ракеты, но ответного огня не было. Результатов собственной стрельбы разглядеть не удалось из-за ночной тьмы и большого хода крейсеров. Все наблюдатели были ослеплены вспышками первых же выстрелов, что вынудило снова заменить сигнальные вахты.