Цвет мести – алый
Шрифт:
Он упал лицом вниз на диван и провалялся так, без движения, не раздеваясь, до утра следующего дня. А утром Маша позвонила:
– Веник, ты как там? Почему ты вчера трубку бросил?
В голосе – ни капли вины либо раскаяния, но и особой радости он не расслышал, скорее озабоченность. Уж не по нему ли красавица печалится? На Вениамина накатил злой смех. Злой, раздраженный, заставивший его ответить ей очень грубо, не по его правилам:
– Захотел – и бросил! О чем еще с тобой можно говорить?!
– Понятно, – ответила Маша, как ни
– Я помню, – хохотнул он нервно.
– Но как к другу, Веник! Как к другу!!!
– И это я помню, – перебил он ее, умом понимая, что она права, теперь бы вот еще заставить сердце и душу все это осознать и принять. – Теперь ты больше не нуждаешься в моей помощи. Трудная минута прошла. Я понял! Извини, если что не так. У тебя все, я надеюсь? Пока…
– А ну, прекрати со мной так разговаривать, говнюк!!! – заорала вдруг Маша на него, да так, как не орала никогда в жизни. – Размечтался, понимаешь! Я не говорила тебе, что собираюсь к тебе вернуться! Даже если бы Алекса посадили, я ждала бы его, нравится тебе это или нет!.. И ты мне нужен, нужен!!! Маринкину смерть никто еще не отменил, понял?! А искать эту сволочь, убившую ее, никто не собирается! Если не ты, то – никто, понимаешь? Ты не должен останавливаться, Белов! Не имеешь права! Ты обещал!!! Я могла бы помочь тебе, но… Но я не могу! Он – мой муж, и он вправе запретить мне общаться с бывшим супругом. Нравится тебе это или нет, но…
– Нет! – перебил он ее, тоже заорав. – Нет, не нравится!
И снова повесил трубку. Вышел на балкон.
Она не перезвонила. А зачем? Алекс дома, ну, или там по делам бизнеса мотается. Но тюрьмой ему теперь никто не грозит. Зачем им теперь его помощь? Она еще орет на него, требует не бросать начатого, но скорее уже по инерции.
Зря он написал заявление на отпуск. Зря рассказал все начальнику. Тот по выходе Белова на работу непременно спросит – как дела? Что ему ответить? Что он поторопился, взвалив на себя нелепые обязательства по спасению чьих-то душ?
Бред какой-то! Нечего врать самому себе. Ничьи души он спасать и не собирался. Собирался воспользоваться моментом, чтобы насладиться обществом своей бывшей жены. Она права. Он сам виноват, что так по-идиотски размечтался.
Вениамин вернулся с балкона в комнату, плотно прикрыл дверь, задернул штору. Отнес в кухню кофейную чашку, вымыл ее, поставил в сушку. Огляделся. Что делать-то? Времени отпускного – навалом, а куда девать-то его? О том, чтобы выйти на работу раньше срока, и речи нет! От вопросов ему тогда не отделаться. А через две недели он уже как-нибудь промямлит что-нибудь невразумительное: все нормально, все, мол, получилось, все хорошо, все спасены и так далее.
А делать-то все равно – что?
И тут Маша позвонила.
– Прости
Он понял, о чем она, и промолчал.
– Ты теперь ненавидишь меня. Сидишь дома, смотришь в окно – и ненавидишь. И руки у тебя опустились, и делать тебе ничего не хочется. Но я прошу тебя… Найди его, пожалуйста! Если не ради меня, то хотя бы ради Маринки! У нее же никого, кроме нас с тобой, Веник, не было! Никого!!! – Маша расплакалась и, не дав ему ничего пообещать, отключилась.
Он стоял с трубкой в руке, и тоска его глодала такая, что хоть головой вниз прыгай с балкона. А разве он ее ненавидит? Нет, на это он не способен. И того рокового шага, на расстоянии которого располагается ненависть по отношению к любви, он никогда в своей жизни не сделает.
Он сделает это. Раз уж начал, сделает. Так, что же во-первых?
Он нашел в шкафу список с номерами телефонов, которые ему надиктовала Маша, нуждавшаяся на тот момент в его помощи. Теперь-то – нет. Теперь все по-другому. Повертел лист бумаги в руках, решил переписать номера в общую тетрадь, для начала. А потом? А потом – как получится.
Переписал. И, едва закончив, потянулся к телефону. А вот черт с ним, с Алексом! Миновала его беда, и пусть его. Маринка-то не ожила из-за этого. Ее как не было, так и не будет теперь с ними. И Маша… Маша плакала и просила.
Начал он с папика, которого Маша подозревала в амурной связи с Мариной. Тот, странное дело, ответил, но, стоило лишь Вениамину озвучить причину своего звонка, как дядечка сразу же посоветовал ему в грубой форме забыть о его существовании.
– А иначе – что? – с вызовом хохотнул Вениамин, поняв, что дядя говорить с ним не захочет ни под каким предлогом.
– А то, гнида, что ребята мои подъедут к тебе – а вычислить тебя по номеру, как два раза харкнуть, – и расскажут тебе, как и о чем следует говорить с людьми моего положения!
– Марину убили, понял, ты?!
– А я-то чё?! Я чё, убивал ее, что ли?! Мне с ней нормуль было! Телка что надо! Мне резона не было, одни теперь убытки! Короче, ищи в другом месте.
– А…
Он только хотел спросить – а не известно ли этому дяде с положением или в положении (как правильно, Вениамин не знал), кто желал зла Марине, – как тот дал отбой. И сколько потом Веня ни пытался набирать его номер, телефон был в глухой отключке.
Подумав, Белов этот номер подчеркнул пунктирной линией. Дядя выбыл и из числа подозреваемых, и из помощников. Убивать девушку в центре города он вряд ли бы стал. Навалом для таких случаев подворотен в городе. И быстрых на ноги ребят, способных решить все проблемы хозяина без шума и лишней возни.
Вычеркнул и тут же набрал номер Гены, предположительно студента, предположительно жившего на содержании Марины.
– Абонент в сети не зарегистрирован, – ответил оператор (и повторял этот ответ в течение еще пары дней).