Цвет пурпурный
Шрифт:
От ентова человека, говарю, мне ничево не надо.
Слышу, у Дейзи аж дыхание сперло. А сестрица ваша как? спрашивает. Вы думаете, она тоже откажется?
Тут я малость опомнилась. А к тому времени, как Шик подошла да спросила, кто звонит, у меня и вовсе в голове прояснилося.
Не делай глупостей, Шик говарит, и носком башмачка меня пихает, у тебя свой дом теперь будет. Твои родные папа с мамой тебе все оставили. Этот пес поганый, отчим твой, как гнилой запах, был да весь вышел.
У меня отродясь ничево своево не бывало, говарю ей. А теперичя дом есть, подумать
Милостливый Бог, говорю, Мы с Нетти теперь лавочницы. Чево продавать будем?
А брючки-то на што? Шик спрашивает.
Положила я трубку, и мы тут же понеслись взглянуть на мои владения.
По дароге, до города еще миля оставалась, попалось нам кладбище для цветных. Шик дрыхла на заднем сидении, а меня будто что-то под руку толкнуло завернуть на кладбище. И точно, проехала я чуток, вижу, впереди маячит чтой-то, огроменное, на манер небоскреба. Остановила я машину и пошла посмотреть. И точно, Альфонсово имя на венках, и много еще кой-чево. Член тово да сево. Видный бизнесмен и рачительный фермер. Достойный муж и отец. Благодетель бедных и беспомощных. На могилке свежие цветы, хотя он две недели как помер.
Шик вылезла из машины и подошла ко мне.
Посмотрела, посмотрела, потянулась, зевнула и говорит, Зато сдох, сукин сын.
Дейзи притворилася, будто рада нас видеть, хотя взаправду чево ей радоваться-то. У ей двое дитей, и похоже, она беременна третьим. Все-ж таки у ей машина остается, все евонные деньги по завещанию и ворох одежды. К тому же, я прикидываю, она сумела и сродников своих поправить, пока с ним жила.
Сили, говарит она мне, который вы помните дом, тот уже давно снесеный, а на том месте ентот построен. У Альфонсо архитектор аж с Атланты приглашенный был. А енту плитку привезли ажно с Нью Йорка. — Мы как раз стояли на кухне. Плитка у них повсюду, на кухне, в туалете, на заднем крыльце. Вокруг каминов в обеих гостиных. — Но дом вместе с землею вам отходит, она говорит, Мебель я, конешно, забрала, потому как Альфонсо ее для меня покупал.
Пажалста, пажалста, говарю. Я никак не могу в себя прийти, что у меня теперичя дом свой. Как только Дейзи мне ключи отдала, я принялась бегать из одной комнаты в другую как сумасшедшая. Загляни-ка сюда, говорю Шик, а посмотри-ка што тут! Она везде смотрит да усмехается. Обнимает меня, ежели ей удается меня на месте поймать.
Вот и славненько, мисс Сили, говарит, теперь Богу известно, какой у тебя обратный адрес.
Достала она из сумочки кедровые палочки, зажгла их и мне одну дала. Начали мы с чердака и обкурили все помещения вплоть до самого подвала, штобы нечистый дух изгнать и домик мой на хороший лад настроить.
Ах, Нетти, у нас теперь свой дом! Да такой большой, што мы все здесь поместимся, и сами, и наши дети, и муж твой, и Шик. Приезжай скорее домой, потому што у тебя теперь есть дом!
Твоя любящая сестра Сили.
Мое серце разбито.
Шик любит другова человека.
Ежели б я осталась в Мемфисе прошлым летом,
Мисс Сили, она мне говарит, не хочется ли тебе китайской кухни отведать? Надо нам твое возвращение отметить.
Я абажаю китайскую еду. Отправились мы в ресторан. Я так рада, што домой вернулась, даже не замечаю, што Шик нервничает. Она всегда такая вальяжная, даже когда из себя выходит. А тут с палочками справиться не может. Бокал с водой опрокинула. Яичный рулетик ей в рот не лезет.
Ну, думаю, енто она так радуется моему приезду, сижу, важничаю, а сама суп с пельменями да жареный рис наворачиваю.
Тут печеньица с билетиками, где будущее предсказано, принесли. Люблю я их. Разломила я свое, достала бумажную ленточку и читаю, Оставайтесь самим собой и вас ждет счастливое будущее.
Засмеялась я и Шик бумажку передала. Она читает и улыбается. Мне хорошо да покойно стало на душе.
Достает она свою бумажку, медленно так, будто боится узнать, што там написано.
Ну, говорю я, чево там у тебя?
Она на бумажку свою взглянула, потом на меня, и говорит. Тут про то, што я в парнишку девятнадцати лет влюбивши.
Ну-ка, дай я взгляну, говарю ей. Отобрала у нее бумажку и читаю вслух: Пуганая ворона куста боится.
Я же тебе говарю, Шик мне говарит.
Чево ты мне говаришь? спрашиваю. Я такая глупая, до меня все еще никак не доходит. Плюс к тому, я сама давно уже о мальчишках не думаю. А о мущинах и вапще никогда не думала.
В прошлом годе, говарит мне Шик, я наняла новенького, в оркестр. Я сначала не хотела, потому как он ни на чем, кроме флейты, не умел играть. Где это слыхано, чтобы блюзы на флейте играли? Я лично такого не слыхала. Оказалось, как раз флейты блюзам и не хватало, я сразу это поняла, как Жерменову музыку услышала.
Жермен? спрашиваю.
Ну да, говорит, Жермен. И кто только это имечко придумал? Однако ему идет.
Тут ее понесло. Начала мне ево достоинства расписывать, будто мне до смерти надо про них слышать.
Ах, она говорит, он такой маленький. Он такой хорошенький. Попка у него прелесть. Она настолько привыкла мне все рассказывать, што остановиться не может, и с каждой секундой вид у нее становится все более влюбленный. Когда она про его стройные быстрые ножки закончила да перешла к его медово-каштановым кудрям, мне совсем тошно стало.
Хватит, говорю. Прекрати, Шик, ты меня просто убиваешь.
Она на полуслове остановилась. Личико скривилось, и из глаз слезы покатились. О Господи, говорит, Сили, извини. Мне до смерти хотелось рассказать кому-нибудь. А кому же и рассказывать, как не тебе.
Да, говорю я, если бы слова были пулями, я бы уже была труп.
Она уткнула лицо в ладони и заплакала. Сили, говорит она сквозь решетку пальцев, я же все равно тебя люблю.
Я сижу и просто смотрю на нее. Суп мой с пельменями ледышкой в желудке.