Цвет сакуры красный
Шрифт:
— Ну, давайте попробуем…
Один из стоявших склонился над пультом. Его пальцы быстро и ловко, точно у пианиста-виртуоза побежали по клавишам. На экране возникли цветные полупрозрачные струи, явно невидимые тем, кто продолжал печальный обряд. Струи сплетались, переплетались, охватывали предметы, которые скифы опускали в могильник, и в верхнем углу экрана появлялись одна за другой строчки параметров той или иной вещи и ее порядковый номер.
Так прошло несколько часов, в течение которых ученые из будущего неотрывно следили за происходившим в далеком прошлом. Но вот, наконец, был принесен в жертву
— Итак, друг мой, что же мы с вами возьмем?
— Я предлагаю номера 2, 6, 7, 9, 13, 14, 17,18, 21, 23, 24, 33 и 35.
— Ну-у, этого маловато. Предлагаю дополнить список номерами 5, 8, 11, 19, 27, 28, 34 и 39.
— Но энергия… Послушайте, коллега, ведь в таком случае появляется вероятность потери при переносе. Энергия на пределе, вы же видите!
— А давайте все же рискнем! Как говорили в прошлом: «Риск — благородное дело!»
— Я все же предлагаю проверить расчетом, — и один из ученых снова склонился над пультом…
— И что же у вас получилось? Э-э, батенька, да вероятность потери не превышает и одного килограмма. Итак?
— Ну, что с вами поделаешь, коллега? Ладно, давайте. В случае чего отвечать будем вместе, — и ловкая рука бестрепетно набрала на пульте короткую команду.
Помещение заполнил низкий вой. Постепенно тембр звука начал повышаться, вой становился нестерпимым. Оба надели защитные наушники. Ярко-зеленая вспышка, еще одна, еще… Внезапно полыхнуло красным, но только раз, и вспышки снова стали зелеными…
Яркие сполохи прекратились, вой начал стихать, оба сняли наушники и кинулись к экрану…
— И что же мы потеряли, коллега?
— М-да, одна потеря, но очень обидная. Золотая фигурка кабана. Сто шестьдесят три грамма…
— Странно, неужели столь малую массу и не вытянуло?
— Увы! Слишком высокая плотность…
Вздох исполненный благородной грусти:
— Да, жаль… Взгляните, где мы ее потеряли?
— Самый конец одиннадцатого года двадцатого века…
Еще один вздох, а потом неожиданно — светлая, веселая улыбка:
— Что ж, кого-то мы с вами облагодетельствовали. Представляете восторг аборигена двадцатого века, нашедшего свалившуюся неизвестно откуда древнюю золотою статуэтку?
— Да, это здорово! — Смешок, — Что ж, незнакомый наш пращур: поздравляем тебя с большой удачей!..
Экскурс в пошлое
Перед резиденцией наместников, которую ушлые газетчики уже назвали «Нанкинским президентским дворцом», ревела и волновалась толпа. Вот распахнулись резные парадные двери, приветственный рев достиг апогея, и во главе участников демократической конференции вышел первый в истории Китая президент — среднего роста человек, в наглухо застегнутом френче со стоячим воротником на запонках и лакированных китайских туфлях. Доктор Сунь Ятсен. Он приветственно поднял руку, толпа взвыла и тут же замолчала. Колыхнулись, поднимаясь, знамена и транспаранты, и тут…
Раздался резкий звук, похожий на удар доской по бревну, и что-то блестящее мелькнуло в воздухе. Сунь Ятсен покачнулся, голову его вдруг залила кровь, и он рухнул лицом вниз на ступени дворца. Мгновение все
Юань Шикай пришел к власти, но некому было создать Гоминьдан. Гражданская война в Китайской республике началась значительно позже и носила характер бандитских разборок за передел собственности и зон влияния. Так что когда в Советской России произошла Великая Октябрьская Социалистическая революция, ни у кого и в мыслях не было помогать китайцам.
А тем временем, в Японии поднимали голову коммунисты. Причем настолько активно, что в двадцать третьем году в Коммунистическую партию Японии вступил принц Императорского дома Нобухито[1]…
На причале в Рыбинске Волковы кинулись, было, покупать газеты. Но многого почерпнуть из них не удалось: чтобы разобраться в описываемой журналистами ситуации, нужно было знать то, что произошло раньше. А вот именно об этом, гости из будущего не имели ни малейшего представления…
Рыбинский порт оказался больше и куда оживленнее Петрозаводского. Отец и сын быстро разобрались, что добираться до Ярославля тоже выгоднее водой, а потому быстро приобрели билеты на рейс Рыбинск-Тутаев-Ярославль. Правда, тут же выяснился серьезный прокол в знаниях старшего Волкова: нефтеперерабатывающий завод располагался отнюдь не в Ярославле, а в поселке Константиновский, расположенном значительно ближе к Тутаеву. Сын удивленно посмотрел на отца, но тот лишь пожал плечами:
— Я туда через Ярославль ездил. Там расстояние от вокзала — меньше тридцати кэмэ…
Всеволод-младший кивнул головой. Разумеется, в конце ХХ — начале ХХI века, тридцать километров — это меньше получаса на машине. Раз — и там. Так что нет ничего удивительного, что отец считал этот завод Ярославским. Вот только здесь… Здесь и сейчас это — увы! — совсем другое дело. Тридцать километров — никак не меньше трех часов на извозчике. А то — и все четыре…
До отправления парохода оставалось больше пяти часов, поэтому Волковы решили спокойно пообедать, а заодно и еще раз уточнить порядок своих действий. Неподалеку сыскалась забегаловка, не слишком-то презентабельного вида, но запахи от нее шли просто умопомрачительные.
Они заказали по тарелке рыбацкой ухи, по куску жареной печенки с солеными огурцами и, подумав, добавили к заказу запотевший графинчик. Обслужили их чуть ли не мгновенно. Попробовав ароматную уху, в которой встретились даже куски здоровенные стерляди, Всеволоды поняли, что не ошиблись с выбором…
— Вот что, — тихо произнес отец, проглотив очередную ложку ухи. — Надо нам с тобой, мелкий, избавляться от всех наших… — Он замялся подбирая слово, но наконец нашел, — От «иновременных артефактов». Я их собирался предъявлять в качестве доказательств нашего прибытия из будущего, да какие уж теперь доказательства… — и махнул рукой.