Цвет жизни
Шрифт:
Сегодня он второй раз вышел в больничный сад. Солнце только что раскидало тучи. Во дворе встретился машинист Гришин.
– Ранцев, живой?
– Разве успели похоронить?
– Шутка ли, два месяца прошло.
Кирилл счастливо улыбался. Он рад был видеть машиниста Гришина.
– Как ты попал сюда?
– Послали ребята попроведать тебя.
Сели на скамейку. Холодное небо синело, как свежий лед.
– Как там у вас на заводе? – спросил Кирилл и, посмотрев на свои худые бескровные руки, добавил: – Боюсь, что разучусь работать. Новостей много?
Маленькое облако закрыло солнце. И с желтого песка дорожки слезла позолота. Песок стал серым и скучным.
– Козин-то ведь убился.
– Мне говорили, –
– После твоего несчастья большой у нас поворот получился. В это дело вмешалась заводская газета. Ругали за грязь на кранах, за грязь в мастерской. Буянова выгнали. Досталось и Алексееву. Его привлекали к товарищескому суду. Судили. Там ему рассказали, как надо работать. Отшлифовали, точно на станке. И теперь у нас везде блестит. В мастерской чистота. «Раз с меня требуют, так и я не буду молчать, не буду вам потакать», – говорит нам Алексеев. Вчера пришел ко мне на машину: «Все ли у тебя в порядке?» Говорю: «Как будто бы все, только что проверял». Не верит. Сам открыл контроллеры, сопит, ковыряется. А потом полез наверх, на каретку. А оттуда – в коммутатор. Толстый, лазает неуклюже. А там, как на грех, грязь, мазут. Облазал все. А потом вылез и говорит: «Раз гайки ослабли, затянуть надо. Если грязь есть, вытереть надо. Так и заруби себе на носу. Если другой раз увижу такую же грязь, получишь от меня подарок. А повторится – на другую работу поставлю». А через несколько часов опять спросил: «Ну как, порядок навел?» Говорю: «Навел». Так не поверил опять. Проверил, подлец, а когда спустился, говорит весело: «Дай закурить». Свернули мы с ним, а он мне целый доклад прочел, как за машиной ходить. Про тебя помянул. Аккуратный, говорит, парень был. Больше других сделает, а выпачкает только руки.
– Кто же это статью писал? – спросил Кирилл.
– Говорят, Круглова. Ее давно уже на хлебозаготовки услали. Да, вот что еще. Чуть не забыл: Алексеев новый барабан на шихтовый кран поставил. Говорят, изобрел. Пружины теперь нет. Ее заменяет груз. Башковито придумал. Больше месяца кран без остановки работает. Много денег, говорят, огреб за изобретение.
Кирилл повернулся всем корпусом, словно ожегся. Злоба к мастеру сразу застлала глаза. Кирилл даже не заметил, когда Гришин ушел. Он не слышал, что тот ему говорил. Кулек со сдобными пирогами, оставленный Гришиным, так и остался лежать на лавке в саду.
С трудом поднялся Кирилл на второй этаж и, придя в свою палату, обессиленный упал на койку. Он готов был заплакать от обиды, и только стыд перед другими больными давал ему силу сдерживаться. Няни принесли ужин – манную кашку и стакан киселя. Кирилл с трудом съел половину и отодвинул тарелку. Наступала ночь. Рядом стонал старик, которому сегодня сделали серьезную операцию – вырезали язву желудка. Кирилл слушал его стон, смотрел в окно на звездное небо и думал о своем положении. Вот вечер изобретателей, где жизнь Кирилла сразу приобрела свой смысл. Как блеснувшим прожектором, неожиданно осветилась вся будущность. Затем первая удача, первое изобретение, охвативший восторг, и вдруг… так жестоко все рухнуло.
Перед глазами во всей наготе и отвратительности развернулась несправедливость мастера Алексеева, и, закрыв глаза, Кирилл не мог избавиться от того, чтобы не видеть противного образа мастера, укравшего изобретение.
«Что же делать? – в сотый раз вставал перед ним вопрос. – Когда вернусь из больницы, приду в мастерскую и при всех рабочих обзову его вором, вором. И пусть что будет, но я этой гадине так залеплю по роже, что он долго будет помнить, как воровать чужие предложения». Представив себе эту картину, Кирилл все же не удовлетворялся полностью, и тогда в больную голову являлось другое решение: «А может быть, и не стоит связываться с подлецом? Если я сумел изобрести барабан, то теперь я сумею изобрести и еще больше, скажем, переконструировать завалочную машину или другое
Кирилл успокаивался на некоторое время, но потом снова налетал новый, гораздо больший шквал сомнений и жгучих терзаний. Утром у Кирилла высоко поднялась температура. Дежурный врач, обходя больных, надолго остановился около него. Ощупывая пульс и горячий лоб, он долго не мог понять, отчего это случилось.
Наконец Кирилл вышел из больницы. В этот же день он пошел на завод. Еще издали увидел новый барабан на шихтовом кране. Да, все сделано так, как он думал, как предполагал. Очарованный, остановился и долго смотрел, как ровно наматывается электрический провод на барабан, когда магнит поднимает железо, и снова распускается.
Глаза не могли оторваться от этой картины. Да, барабан работает великолепно. Кирилл направился в мастерскую. И как только представил он себе встречу с мастером, радость, вспыхнувшая при виде барабана, потухла, как пламя, политое водой. «Кто будет свидетелем? Кто станет на мою защиту? Бейгешев? Но разве он пойдет против мастера? А ведь больше никто не знает». Так размышляя, Кирилл подошел, к двери и с силой толкнул ее плечом.
Остановился пораженный: «В свою ли мастерскую я попал?!» Да, мастерская была неузнаваемой. Она приняла другой вид. Разобралась и почистилась. А ведь раньше она походила на свалочное место. Теперь тормоза стояли в ряд на особых скамейках. В порядке были расставлены контроллеры, моторы. С верстаков исчезли кучи поползушек, болтов, щеток. Но в мастерской Алексеева нет. У него выходной день. Товарищи радостно здороваются с Кириллом на ходу, не прерывая работы.
– Живой? Молодец! Почему рано выполз?
За тисками Кирилла работал черный незнакомый слесарь. Он заканчивал отделку готового барабана, точно такого же, какой только что видел Кирилл на дворе.
– Ранцев, пойди-ка сюда! – обрадованно крикнул рабочий.
– Опять разговоры разведешь на час, – пробурчал черный слесарь.
Но рабочий, не слушая его, кричал Кириллу:
– Взгляни, какую штучку сделали. Теперь у нас нет пружин и не клепаем ее каждый день. У нас шкив и груз. Второй барабан уже переделываем. Видел, как работает? Это Алексеев обмозговал такую штучку.
Кирилл мучительно сморщился, до боли закусив нижнюю губу, как будто у него разворошивали не успевшую зажить рану. Хотел тут же объявить, что барабан – это его, Ранцева, изобретение, украденное мастером. Но промолчал и вышел из мастерской. Для него теперь все померкло. Если час тому назад была слабая надежда на что-то, то теперь сомнений уже не было. Как под тяжелой ношей, сгорбившись, Кирилл тихо шел домой, оскорбленный и обворованный. Безразлично взглянул на кучу шихты. Рев мартена донесся похоронным маршем. Нет, он больше уже не пойдет этой дорогой, завод умер для него теперь. Пройдя ворота, Кирилл повернул на базар и зашел в пивную, а оттуда в винную лавку.
Домой вернулся поздно. Нагрубил тетке. Разыскав модель, он швырнул ее изо всей силы в угол. В постель бросился не раздеваясь. И почти всю ночь плакал.
Рано утром, собрав деньги, часы, ушел из дома. Волчок ласково кружился под ногами, точно хотел удержать его. Но Кирилл сердито толкнул его сапогом. Тетке он оставил записку: уезжает. А куда, сообщит после.
В первый же день приезда Ольга явилась на завод. Гул мартена показался ей музыкой, громадным оркестром. Все ее встречали улыбками. Каждый старался скорее сунуть свою грязную лапу в ее руку. И Ольгу, как и Ранцева, поразил порядок в мастерской. Оглядывая веселыми глазами людей, мастерскую, она невольно спросила: