Цвет жизни
Шрифт:
– Правда, Волчок?
Собака замахала хвостом и опять взвизгнула, проглотив слюну.
– На, ешь!
Но брошенный вареник схватил кот. Волчок знал, как остры когти у его товарища, и не полез драться. Он только протестующе зарычал. Кирилл бросил второй вареник. Собака в один момент проглотила его, облизываясь, подняла глаза с просьбой: «Нельзя ли еще?»
Окончив завтрак, Кирилл забрался в свой угол. В нем стояли койка и столик. Разложив на столе разобранный будильник, проволоку, замысловатые модели, Кирилл начал ножницами кроить консервные
– Не пойдет и эта, – шепотом проговорил Кирилл и долго безразлично смотрел на брошенную модель, не видя ее. Пятерни погрузились в красные волосы. Голова опустилась на стол и долго лежала без движения. «Не выдумаешь, не выдумаешь. Мозги поточи!»
Но через несколько минут блеснула новая комбинация и совсем неожиданная. И опять, как всегда, зашагал Кирилл в угол, поднял брошенную модель и принялся за работу. А через полчаса модель опять летела в угол.
Быстро пробежал день, незаметно, а модель не была еще сконструирована, все чего-то не хватало.
Кирилл, сам того не замечая, кружился по комнате, когда тетка вернулась с работы.
– Неужели четыре часа? – спросил он.
– А ты думал? Ты что так рано встал?
– Не спится.
– Не заболел ли? – Лицо тетки сделалось ласковым.
– Нет, – ответил он и, засмеявшись, добавил: – Так, что-то нездоровится.
Тетка, не раздеваясь, загремела ведрами.
– Я схожу сам.
Внизу колодца – маленький квадрат воды. Кажется, что там не вода, а масло, черное, лоснящееся. К колодцу приделали ворот из обрезка бревна. Поворачивая железную ручку, Кирилл любовался, как веревка ровными рядами, точно нитка на шпульке, ложилась на ворот.
Подняв второе ведро до половины сруба, Кирилл остановился. Его лицо расцвело, как заря. Радость забила фонтаном. Можно было подумать, что он увидел не ведро с водой, а ведро с драгоценностями. Потом ворот закружился быстро-быстро. Ведро, раскачиваясь, билось о стены сруба. Но Кириллу теперь до этого не было дела. Расплескивая на ходу воду, он бежал домой.
«Барабан… Барабан и ворот… Ворот и груз… Да, да… ворот и груз…»
Кирилл бросился писать письмо Антону Горскому, который, закончив практику на заводе, уехал обратно учиться.
Перо скрипело, разбрасывая чернила. На середине письма, там, где он описывал свое изобретение, перо сломалось, образовалась клякса громадных размеров. Другого пера не было. Пришлось кончать карандашом. Но карандаш не убавил пыла. В потоке нахлынувшего счастья Кирилл прыгал и щелкал пальцами.
– Что ты, с ума сошел? – допрашивала тетка. – Никак белены объелся.
– Не белены. Я изобрел, понимаешь: и-зо-брел!..
Накинув костюм и застегивая на ходу пуговицы, Кирилл вылетел из дома.
Ноги под ним пружинили. Казалось, что мускулы были сделаны из хорошо вибрирующей стали. Кирилл шел, сам не зная куда, ему было все равно, лишь бы двигаться. Было не больше пяти часов. Он втиснулся в трамвай, награждая улыбкой каждого толкающего. Дал кондуктору рубль.
– Сдачу, восемьдесят копеек, подождите, – сказал кондуктор. Кирилл и на это только улыбнулся. Ему хотелось толкаться, шутить, спорить, говорить, без конца говорить И когда приехали в город, Кирилл вырвался из трамвая, забыв получить сдачу. А вспомнив о ней, не пожалел.
Времени было еще много, и Кирилл пошел в городской сад. Посмотрел на рекламах репертуар театров. Долго слонялся по аллеям и наконец направился в кино «Красноармеец».
Ольга должна была прийти в семь часов. Кирилл искал ее глазами по улицам. Первым подошел к кассе и взял два билета на первый ряд. В голове уже складывались большие речи, которые должен произнести Кирилл перед Ольгой. Но что же такое, почему ее нет? Кирилл выбегал на улицу, смотрел – не идет ли она. Но напрасно. Ольги не было.
Уже третий раз приглашал звонок занимать места.
Наконец сеанс начался, и двери закрылись. Подождав еще минут десять, Кирилл подумал: «Может быть, ослышался, может быть, она говорила о другом театре и там теперь ждет меня?» Ухватившись за эту мысль, он помчался в «Культсмычку».
Взял билет. Обошел весь зал, заглядывал в каждое лицо. Черных Ольгиных глаз он так и не увидел.
Обиженный вышел на улицу.
– Не хочет – не надо. Пусть узнает через людей.
Стоя у трамвайного вагона, он вспомнил, что еще не спал. В вагон ему удалось сесть. Не доехав до первой остановки, уснул. Когда вожатый разбудил его, пассажиров не было и Кирилл долго не мог понять, что произошло.
– Нет тока, товарищ. Уже около часа стоим. Идите домой.
Кирилл вылез и пошел по шпалам. Ночь была тихая. Луна, точно посеребренный глобус с ясными очертаниями материков, застыла среди иллюминированного неба. Тихо и ясно доносились вздохи завода. Над ним стояло зарево. А выше неровными гигантскими столбами поднимались трубы, выдыхающие тучи дыма. Кирилл, не заходя домой, прошел на завод.
В мастерской никого не было, кроме Алексеева и Бейгешева. Бейгешев – высокий, плечистый парень. Губы у него толстые, как куски сырой говядины. Когда он говорит, его левое ухо подергивается. «Может быть, они задержались на собрании?» – подумал Кирилл, глядя на Алексеева.
– Поставить ремень, и все. По-моему, это самое главное, – продолжал Бейгешев прерванный разговор.
– Нет, не пойдет, – возражал мастер.
Кирилл понял, что Бейгешев предлагал улучшить работу шихтового крана. Тревога холодком пробежала по сердцу. А что если предложить сейчас, тут же?
– Федор Павлович! У меня тоже есть предложение.
– А ну, давай.
Бейгешев въелся глазами в рыжего слесаря.
– Мой груз вполне заменит пружину. Он не будет требовать никакого ухода. Груз всегда будет держать привод в равномерно натянутом положении, – Кирилл кончил и не сводил глаз с мясистого лица мастера.