Цвет
Шрифт:
Гессы не торопились. Наверно, выжидали, когда я отойду подальше, и в моем сердце поселится надежда на благополучный исход. Тогда они без помех меня настигнут и внедрят хлан. Но ведь им нечего внедрять! Хлан будет у них только через несколько дней — я же не сразу пошел Клыка спрашивать. Да и сама операция теперь затруднена, если вообще возможна: техника, с помощью которой они переделывали людей, безнадежно испорчена. А делать по старинке, вскрывая череп, вряд ли им по силам.
Значит, мгновенной мести можно не опасаться? Они должны подготовиться, чтобы быть уверенными в результате. Для этого нужно меня изолировать, причем, не обязательно у гессов, и не дать мне возможности хоть как-нибудь распространить информацию о них. Значит, именно распространение может стать спасением для меня. Когда о гессах и о том, как они такими стали, узнают многие, их деятельность будет затруднена. Если, конечно, у них нет союзников в правительстве.
А ведь есть. Как же без них. Кто обеспечивает поставки хлана, оборудования, поддержку устремлений гессов? Явно не частные фирмы. Бороться с правительством я был как-то еще не готов. Робел, одним словом.
Гессы не будут меня убивать. Меня вполне могут ликвидировать государственные агенты или силы усмирения. На этот случай и надо обезопаситься. Как это совершить? Да просто: сделать вид, что знаешь больше, чем они думают. И пока они разбираются — убраться с планеты куда подальше.
Трусливая тактика. А что взять с такого, как я, дрожащего за свою шкуру и никогда не рискующего? Кому будет польза от моей смерти? Ну, да, ищи оправдания дрянным поступкам, авось, простят. Успокоится ли совесть? А она у тебя есть?
Вот так, мирно беседуя с самим собой, я шел к поселку, тирби-тиль описывала круги над моей головой, и ни один хищник не нападал на меня из-за угла. Углов тоже не было. Лес стоял прозрачный, и жуткая жара выжимала последнюю влагу из моего побитого жизнью и падением тела.
Я дошел.
5. Гессонит
Я входил в поселок осторожно, подсознательно ожидая выстрела. Не хотелось возвращаться к тому, от чего сбежал. Но всё было тихо. Меня, казалось, не замечали. Да и кому замечать? Рабочий день, послеобеденное время — все заняты трудами праведными, и никому нет дела до странного человека, вышедшего из леса.
Палящее солнце Гессонита не так чувствовалось среди деревьев, сухо шелестящих голыми ветвями под малейшим ветерком, как возле белых корпусов поселка. Лето… Только люди в силах что-то делать в такое время года. Остальные живые существа зарываются в грунт, достигая водоносного слоя. Вода, конечно, опускается, но всё равно она там есть. А где вода, там и жизнь. Другие поднимаются в горы, где между ними начинается безостановочная борьба за глоток воды. Некоторые достигают ледников, где воды много. Это самые сильные. Они равнодушно смотрят на копошение внизу и лишь изредка спускаются вниз, чтобы схватить добычу и утащить обратно, наверх.
Наступает осень, и все возвращаются вниз. И удивленно смотрят на дело рук человека, который лишил их привычного места жизни. Некоторые смиряются и уходят. Сильные остаются. Бойся, человек! Тебе нет места здесь!
Если бы хоть иногда люди слушали.
Административный корпус встретил меня приятной прохладой кондиционера и запустением. Я заглядывал в кабинеты, никого не видел и шел дальше, открывая дверь за дверью. Неожиданно из скрытого громкоговорителя раздался голос:
— Пройдите в лабораторный корпус. Вас ожидают там.
Если ожидают, то, конечно, надо пойти. Обсуждать вопросы лучше со специалистами. Причем, самых разных специальностей. Я уже представлял, что и как буду говорить, выискивал потрясающие аргументы, сам себе приводил контраргументы и разбивал их. Да, в споре с самим собой я был великолепен. Осталось убедить колонистов.
Жара на улице после прохлады в здании администрации показалась мне невыносимой. А ведь я спокойно дошел до поселка, почти не обращая внимания на царящее пекло. Вот что цивилизация делает. Меняет человека. В худшую сторону.
Я вошел в лабораторный корпус и облегченно вздохнул — здесь было комфортно. По указаниям того же голоса я нашел нужную лабораторию и вошел.
Знакомое лицо. Ага. Значит, это Моррисон меня поджидал. По крайней мере, он не хотел меня убивать в первую встречу, даже вроде был хорошо расположен, помог кое-чем. Кем он был в колонии, я не знал. Но, видимо, власти у него хватало — один доступ к информаторию, закрытому для простых работников, говорил об этом.
Вот только одет он был странно. Не по сезону. Хотя внутри помещений балахон, который он на себя напялил, его не очень стеснял. Но что будет, если он выйдет в нем на улицу? Тепловой удар обеспечен. Плотная негнущаяся ткань, расшитая золотой нитью, с подвесками из блестящих прозрачных камней закрывала его от шеи до пят. Я, в своем потрепанном комбинезоне, почувствовал себя немного стесненно.
Моррисон радушно дотронулся до моего рукава и сказал:
— Сейчас вы всё поймете. Мы же не знали. Но подготовились, пока вас не было.
Интересная подготовка. Кажется, я ни разу не намекал о торжественном приеме в свою честь. Напротив, я предпочел бы рабочую обстановку, чтобы рассказать о грозящей колонистам опасности. Довел бы до них свое видение проблемы, послушал бы чужое мнение, и мы бы выработали реальные меры по спасению. Вместо этого, мне предлагали посмотреть и поучаствовать в спектакле типа «А вот царь-батюшка приехал!»
Я угадал.
Моррисон поклонился, прижал правую руку к сердцу и начал возвышенным тоном говорить какую-то чепуху:
— Отдаем себя под вашу власть. Обязуемся служить честно, в меру сил исполняя волю Властителя, да продлятся вечно его годы…
Это они загнули.
— Вы хотите, чтобы я стал главой колонии? — удивился я.
— Если будет на то воля Властителя, — да.
— Да что за Властитель-то? — мое искреннее недоумение произвело странный эффект.
Торжественность от принятой на себя миссии сменилась у Моррисона неприятием ситуации, потом перешло в легкое сомнение и вылилось в брезгливую гримасу.
— Ты действительно не знаешь… — разочарованно протянул он и сел на подвернувшийся табурет, — либо забыл. А мы на тебя надеялись.
— Да кто вы?! Что тут вообще происходит?! С гессами я разобрался, а тут у вас какие-то загадки бесконечные! Уйду я от вас! Один жить буду! — я с досады махнул рукой и чуть не плюнул на чистый пол лаборатории.