Цвет
Шрифт:
«Ты пришел раньше. Что-то случилось?» — его жесты выражали тревогу.
— Я должен спросить. Это касается вас.
Наверняка Клык видел мою решимость и нестерпимое желание услышать ответ, чего бы то ни стоило, и в этот раз сказал вслух:
— Ты имеешь право на один вопрос. Можешь подумать, я подожду.
Нет, думать не надо. Вопрос подготовлен — я давно хотел спросить. Это же так просто — спросить.
— Где вы добываете хлан?
Гесс молчал. Он не думал, он слушал, что говорят ему остальные. Устало посмотрел на меня и сказал:
— Пойдем.
Я думал, что мы выйдем и будем говорить на свежем воздухе, пусть и обжигающе-жарком. Но нет, мы пошли к одному из проходов во внутренние залы пещеры. Там я еще ни разу не был — Клык запрещал.
Он засветил лампу, и потянулся длинный-длинный коридор, иногда вырубленный грубым инструментом, иногда проходящий в естественных полостях. Тогда наплывы на стенах мигали радужными красками, и становилось как-то веселее. Камень сверху психологически давил на меня, и я старался пригибаться, хотя этого и не требовалось — коридор был в рост человека. При этом он всё время шел зигзагами и вверх.
Этот, казавшийся бесконечным, путь привел нас в светлую комнату. В ней не было ничего, кроме каменной отполированной скамьи и такого же стола.
В стене были прорублены окна, из которых открывался приятный вид на долину. Где-то там, в мареве у горизонта, стоял поселок колонистов, живущих сегодняшним днем и не знающих ничего о своих соседях. Людей, умеющих радоваться простым и понятным вещам и событиям.
Зачем мы пришли именно сюда? Поговорить можно было и у подножия горы. В чем высший смысл этого подъема? Может, Клык — один из Старейшин, и это зал заседаний? Значит, я могу услышать нечто важное, подтверждающее мои выводы?
Клык уселся на скамью, жестом предложив мне сесть рядом. На секунду повернувшись к нему, я, проигнорировав приглашение, снова возвратился к виду. Надо было вглядеться, разобрать по деталькам то, что видел, понять людей.
Гесс поднялся и встал рядом.
— На кого ты смотришь? — спросил Клык.
— На людей внизу. Они все разные.
— И поэтому несчастливы.
— Большинство людей знает, как им стать счастливыми, — возразил я.
— Счастье? Что ты понимаешь в счастье? Ты, человек?!
— Ты тоже человек.
— Ну, нет… — Клык рассмеялся. — Я уже выбрался из стадии нимфы. Сбросил все оболочки. Я прекрасно вижу и знаю — что вы, люди, такое.
— А я — нет. Поделись.
Клык начал и долго рассказывал о том, каковы люди на самом деле. Я почти не слушал его. Восприятие речи постепенно становилось иным. Она казалась красочной, изобилующей подробностями, цветастой — совсем не такой, как раньше. Интереснее было следить за изменениями. Не за тем, что он говорил, а за тем — как. Только на последних его словах я очнулся и включился в диалог.
— …Переходная стадия. Личинка. Глупое и бессильное существо, ограниченное измышленными запретами. У нас нет ограничений, а необходимость и достаточность любого действия гесса понятна одновременно всем.
— Ну да. Мораль человека для вас не значит ничего. Но всё же есть отступники?
— Они долго не живут, убивая себя сами. Наше общество склонно к естественному самоочищению, в отличие от вашего.
— Тем не менее, нас значительно больше.
— Это ненадолго, — Клык махнул рукой. — Мы не стоим на месте. И все ваши потуги будут бессмысленны, когда в этом мире останутся только гессы.
— Прямо завоеватели Вселенной! Сколько пафоса! Откуда только эмоции берутся?!
— Они есть и всегда были. Но люди не видят дальше своего носа. Что же касается Вселенной, надо решать задачи постепенно — от малого к большому. И мы уже их решаем, хочется вам этого, или нет. Знаете вы об этом, или предпочитаете закрывать глаза. Никто не в силах остановить нас! — гесс распалялся всё больше, вещая лозунгами. И от этого казалось, что смотришь какой-то дешевый фильм с плохими актерами и никудышным режиссером. Только оператор на высоте: нисходящие с горы потоки холодного воздуха взметывают вверх сухие листья, тут же нагреваются и, закручиваясь обратными волнами, расшвыривают листья дальше и дальше…
— Вам остается ликвидировать меня, — с хриплым смешком сказал я, — слишком много я узнал.
— Ты можешь быть нам полезен. В какой-то момент нам будет здесь тесно — и ты предоставишь нам возможность покинуть Гессонит.
— Вы в этом уверены?
— Конечно. Ведь ты стал одним из нас.
Клык нагло врал: никто мне не вскрывал череп и не запихивал в мозг кусочек хлана, я это прекрасно помнил.
Гесс скривился в ухмылке:
— Тогда почему ты можешь разговаривать с нами, и ничто тебе не мешает? Поверь, с прежних времен технологии изменились. И нет смысла проводить операцию, если можно поместить хлан в ищущего безболезненно и незаметно для него.
— И всё же — ответь на мой вопрос.
— Теперь это неважно, — с сожалением сказал Клык.
— Ты обещал.
Гесс поморщился и ответил:
— Земля — богатая планета. Она может купить что угодно и где угодно по той цене, что запросят. И продать — так же. Ты же умный. Делай выводы сам.
Клык поднялся со скамьи, кивнул мне, прощаясь, и вышел из зала.
Я не стал догонять его. Коллективный разум потому такой, что смерть одного из его членов ничего не значит для самого разума. Дублирующих цепей много. Мгновенное переключение, и мертвая ячейка заменяется другой — надежной и работоспособной, до следующего отказа.
Не было смысла в опрометчивых действиях. Важно было просто подумать.
Интересно, своими откровениями он хотел заставить меня потерять выдержку и наделать глупостей? Или совершенно не придал значения моим возможным чувствам?
Возможно, хлан еще не до конца укоренился у меня в мозгу, и я еще не стопроцентный гесс. Скорей всего, перерождение происходит постепенно, и чем раньше я начну борьбу с чужим организмом у себя в голове, тем оно будет успешнее.
Разбить голову — самый простой способ избавиться от постороннего объекта в мозгу. И самый беспомощный. Но я им нужен, и контролер сразу же заблокирует импульсы движения, стоит лишь подумать и начать действовать. Значит, надо думать об одном, а делать — другое. Прямо, как девушка. Я улыбнулся, удивляясь, что еще могу шутить, пусть и неудачно, и даже смеяться над собственными шутками.