Цвет
Шрифт:
«Всем понятно».
— Но ведь должны же вы тогда собираться в каком-нибудь месте или доме.
«У каждого свой дом», — сказал он недоуменными жестами.
— Кроме меня, — возразил я.
«Любой может сделать то, что захочет. Что хочешь ты?»
— Хочу делать так, чтобы людям вокруг было приятно.
«Что приятного в твоем присутствии?»
Я уже хотел обидеться, начать возражать, приводить примеры моего хорошего к нему отношения. И промолчал.
А ведь он в чем-то прав. Сколько можно терпеть у себя дома незваного пришельца, который ничем полезным не занимается, а только поедает твои запасы продуктов, пьет воду, которую ты наносил от далекого источника, и греется вечерами у твоего костра? Совесть иметь надо, а не пользоваться чужой добротой.
Я попытался объяснить Клыку, что хочу переселиться в свободное жилье. И если такое есть — где его можно найти? Гесс покачал головой. «Такого жилья нет», — говорил его вид. «Тогда — построить. Я сам построю. Где можно?» — спросил я.
«Ты не сможешь».
«Я сделаю это», — пообещал я.
Клык внимательно посмотрел на меня, чтобы убедиться в моей решимости, сделал пальцами знак «дом» и показал направление, где этот дом надо строить. По всему выходило, что не в горах. Или только там свободная территория? Или он просто хотел избавиться от меня поскорее? Чтобы не лез в чужую жизнь. Жизнь гесса.
Я предпочел посчитать, что мне дали инструкцию по разбивке территории под новое жилище. Ничего, если оно будет не в пещере. Зато свое, и хозяином в нем буду я. И уже я стану приглашать гостей, готовить им пищу и заботиться о них.
Вещей у меня не было. Я просто встал и пошел в указанную сторону: день только начинался, и можно было успеть до заката разведать территорию и даже вернуться.
Если смотреть на лес, теряющий красные листья-бабочки, то ничего не увидишь. Смотреть надо на землю — именно там находятся следы. Не те, которые остаются, когда проходит несведущий человек. Камни, кое-где торчащие из земли, расскажут много больше, чем дурацкие листки с непонятными письменами.
Вот здесь стояли дома: черные тени от низкого рассветного солнца на красном ковре рисовали прямоугольники, квадраты и круги, слишком правильные, чтобы быть естественными. Кто-то строил здесь. Потом оставил жилье. Древесина стен без ухода сгнивает быстро, каменный фундамент остается.
Я отломил ветку от дерева и попытался очистить камни от лишайников и мха. Получилось плохо — слишком сильно они цеплялись за свое место обитания. Тогда я вошел внутрь прямоугольника, разгреб лесной мусор, скопившийся и слежавшийся за многие годы у каменной стенки, и добрался до плотного песка. Им засыпали пространство между стенами, чтобы сделать пол.
Ветка, которой я всё это делал, вконец размочалилась. Пришлось отламывать другую и ей отгребать песок в сторону. Добрался до скалы и только потом спросил себя: зачем я всё это делаю? Что ищу? Следы неведомых строителей? Но если они ушли, то наверняка забрали свои вещи с собой — следов пожара я не заметил. Кстати, почему неведомых? Кроме гессов никто этого построить не мог. Интересно тогда — что выгнало их из домов и заставило жить в пещерах? Неведомый катаклизм? Неизвестная болезнь, поражающая мало-мальски крупные группы аборигенов? Или они стали противны друг другу? На освоение новых территорий это было совсем непохоже: тогда кто-нибудь да остался бы.
Может, всё дело в том, что дома были сделаны? Причем, сделаны хорошо. Камни цоколя плотно пригнаны друг к другу. Строительный раствор между ними не выветрился. Фундамент казался монолитом, и я вполне мог бы использовать его для своих нужд: возвести поверх него здание из бревен с деревянной же крышей. Вот только одному несподручно — не просить же помощи в поселке. Сунусь туда, а меня раз — и в тюрьму, а то и что похуже.
Но если собрался строить здесь, то надо больше очистить от растений, выбравших каменный фундамент своим домом. И начать лучше с верхней грани — тогда остатки дома не затеряются, серым прямоугольником выделяясь на красно-оранжевом ковре из опавших листьев, лишайников и мхов, когда мне потребуется уйти отсюда, а потом вернуться.
Я отошел обратно к скалам и попытался найти инструмент для работы: плоский заостренный камень, удобный для руки. И нашел довольно быстро — среди кусков породы, лежащих в осыпи у подножия. Исключительное везение. Обычно на поиски нужного предмета у меня уходили, по меньшей мере, сутки. Чаще же, я вообще не мог обнаружить желаемое. Искать можно было бесконечно: дни, месяцы, годы… Так что я взял за правило на вторые сутки поиски прекращать и махать им ручкой, как бы ни привлекательна была цель.
Растения не стремились освободить привычное место: сопротивлялись, искусно кололись, норовя обогнуть со спины, или, отлетая на несколько шагов, тут же возвращались, когда я отходил от расчищенного места. Я выдергивал извивающиеся трясучки, запускал тарелочками круглые подушки лишайников, подрубал наросший дерновый слой и выковыривал белых червячков, старательно пытающихся заползти в узкие щели между камнями.
Растения были слишком активными для меня. Я уже забыл о тщательности работы. Главным стало хотя бы ее закончить. Каменное рубило иногда срывалось, ударяя в фундамент и оставляя на нем насечки и царапины. «Ничего, — думал я. — Что с камнем будет? А если расколется — подлатать можно». Так что, когда мой инструмент угодил в щель и вывалил наружу целый булыжник, я не расстроился. Сел на очищенную поверхность и принялся с интересом разглядывать внутренность фундамента, раз представилась такая возможность.
Нет, он вовсе не был полым внутри. И там не было тайника неведомых строителей. Меня привлекло переливчатое мерцание в глубине трещины, когда я чуть сдвигался из стороны в сторону. Я просунул туда палец, поскреб ногтем, пытаясь отодрать непонятные разводы, всё же отодрал и вытащил наружу.
Радужная тонкая пленка сантиметр на сантиметр.
Заводской датчик для измерения напряжений в конструкциях.
Люди строили. А потом исчезли.
Вывод не укладывался в голове. Ну, не могли же строить аборигены, закладывая в фундамент земные датчики? Если здесь была колония землян, про которую благополучно забыли, то строилась она всё равно по типовому плану развития: насколько я помнил, он без изменений дошел до наших дней от самых первых попыток колонизаций иных планет. А планом предусматривался типовой набор лабораторий, зданий и сооружений.
Я выпрямился, пристально взглянул на остальные фундаменты и попытался определить — где стояло здание администрации. Наверно, вон то, самое большое, с несколькими облетевшими деревьями по центру.
Людям свойственно оставлять прощальные записки, прятать их в тайной надежде, что когда-нибудь их найдут, и потомки будут изучать манускрипт, написанный таинственными знаками, которые всё же расшифруют, и постигать глубокий философский смысл в трех прочитанных словах: «Здесь был Вася».
Разумеется, нормальные люди пишут совсем другое: сведения о катастрофе, куда они пошли, где их лучше искать или прощальные трагические слова-предупреждения. Вот что-нибудь подобное я и хотел обнаружить.