Цвета ее тайны
Шрифт:
— И я тоже! — промолвила Гвенни, чуть было не прослезившись. Линзы этому ни чуточки не мешали: они вообще ничему не мешали. Глаза ее выглядели совершенно естественно и были очень красивы.
Че вспомнил, как приятно было ему целоваться с ней, пусть это была только игра. Теперь, будучи посвященным в тайну, он понимал, в чем тут дело. Конечно, их отношения должны были остаться, как говорили старшие кентавры, «платоническими», поскольку они принадлежали к разным видам, а на скрещивание в обществе смотрели косо Кентавры единодушно осудили брак кентаврицы Чем, бабушки Че, с гиппогрифом Ксантом, в результате которого на свет появилась Чеке,
Встряхнув головой, юный кентавр отогнал посторонние мысли и обратился к Годиве.
— Полагаю, что, болтаясь в воздухе без опоры, Горбач и вправду будет беспомощен, однако путь к Лете будет долгим, и идти придется пещерами. Что, если где-нибудь проход окажется таким узким, что он коснется стены или уступа? Другой вопрос — Гвенни не может обходиться без сна, а кто будет поддерживать его на весу, пока она спит? И третий — поскольку мы не можем морить его голодом, что помешает ему захватить кого-либо из нас, получая еду?
— Весь путь до Леты мне неведом, — ответила Годива, — но я знаю, что он берет начало от отдушины в донном камне Горба, пройти сквозь которую можно только с помощью волшебной палочки. Когда вы окажетесь по ту сторону, Горбач уже не сможет вернуться назад один: чтобы уразуметь это, его сообразительности хватит. Он будет зависеть от вас, и вы сможете предоставить ему некоторую свободу. Думаю, тащить его всю дорогу в подвешенном состоянии не придется. Конечно, как только вы заснете, этот паршивец наверняка попытается стянуть волшебную палочку, но ему все равно не удастся ею воспользоваться. Нет, меня больше беспокоит не он, а сама Лета и опасности, подстерегающие вас в подземных пещерах. Начать с того, что вам придется пересечь владения свинопотамов.
— Свинопотамы! — ужаснулась Гвенни.
Че припомнил, что эти существа походили на гигантских пузатых гоблинов с карикатурно вывернутыми конечностями. Свинопотамы пожирали все, что могли унюхать своими пятачками и засунуть в страшные, зубастые пасти, и отличались такой нечистоплотностью и гнусностью обычаев, что даже гоблины испытывали к ним отвращение.
— Боюсь, что еще глубже вам могут встретиться опасности и похуже, — вздохнула Годива. — Не хочу никого пугать, но и преуменьшать риск не имею права. Ты, дочка, должна отдавать себе отчет в том, на что идешь. Но зато, если тебе удастся одолеть все препоны, в твоем праве возглавить племя не усомнится никто, кроме разве что Горбача. Но тебе еще не поздно отказаться от притязаний, уступить пост вождя Горбачу и отправиться в изгнание.
Хуже тебе не станет: крылатые кентавры наверняка будут рады принять тебя под своим кровом.
— Это точно, — подтвердил Че, но больше не проронил ни слова. Сделать выбор надлежало самой Гвенни.
— Как жаль, что мой отец не протянул еще хотя бы несколько лет! — воскликнула Гвенни, вовсе не пытаясь изобразить привязанность к умершему. Безвременная кончина отца печалила ее постольку, поскольку она еще не считала себя в достаточной степени подготовленной к правлению. — Но раз уж такое случилось… — тут на ее симпатичном личике появилось решительное выражение, — я исполню свой долг. Я сделаю все, чтобы
— Я почти надеялась, что ты сделаешь другой выбор, — печально промолвила Годива. — Ну да ладно, сейчас я отведу тебя в сторону и настрою волшебную палочку на тебя. Не обижайтесь, — обернулась она к Че и Дженни, — если моя дочь захочет поделиться с вами этим секретом, на то ее воля. Но я должна держать слово, данное в свое время моей матери.
— Это само собой, — сказал Че.
Сохранение секрета волшебной палочки во многом обеспечивало действенность этого магического инструмента. С тех пор как огр Загремел передал палочку гоблинше Голди, магия этого предмета служила лишь ей и ее дочери. Разглашение тайны могло бы побудить многих попытаться завладеть палочкой, тогда как при нынешних обстоятельствах она была бесполезна для всех, кроме истинных владельцев.
Годива и Гвенни удалились, а Дженни и Че продолжили трапезу.
— О, шипучка! — воскликнула девочка, открыв одну из бутылок. — Может, побрызгаемся?
— Боюсь, что раз мы вступили в Заговор, то по закону уже не являемся детьми, — серьезно возразил Че, — а значит, не должны подавать дурных примеров. И вести себя за столом обязаны как следует.
— Жаль, — печально вздохнула Дженни, — хотя, наверное, ты прав.
Через некоторое время Гвенни вернулась к друзьям с палочкой в руке.
— Мне надо ее опробовать, — заявила она, направляя палочку на Дженни. Та немедленно поднялась в воздух.
Потом Дженни опустилась, и палочка указала на Че. Кентавр взлетел, описал небольшой круг и приземлился на все четыре копыта. Инструмент действовал безупречно.
— Теперь надо испытать ее на Горбаче, — сказала Гвенни — Удовольствия это не сулит, но надо прибрать его к рукам поскорее, пока он не сообразил, что я вернулась и могу попытаться ему помешать. Мама проследит за тем, чтобы дети не выходили в тоннели, пока мы не уведем Горбача под Горб. А сейчас она укладывает для нас торбы с припасами и снаряжением.
— Перекуси, — предложил Че. — Возможно, следующий случай выпадет нам нескоро.
Подкрепившись, Гвенни направилась по петляющим тоннелям к покоям Горбача.
— Он сидит в своей пещере, объедается выпечкой и ждет не дождется завтрашнего дня. Надеется, что его провозгласят вождем, — сказала она. — Думаю, ему еще неизвестно о моем возвращении, да он и не слишком этого опасается. Считает, что у него есть оружие, обеспечивающее победу.
— Так оно и есть, — сказал Че. — Но мы постараемся его обезоружить.
Гвенни шла впереди, за ней с котом на плече следовала Дженни, а замыкал шествие маленький кентавр. Все понимали что дело им предстоит далеко не самое приятное.
Когда спутники увидели гоблинов, кативших по тоннелю бочку варенья и тащивших корзину печенья, им не пришлось гадать, кому все это предназначается. Они пристроились за носильщиками и проникли в комнату вместе с ними.
Посреди комнаты на куче всяческой выпечки сидел мальчишка лет двенадцати. Набирая полные пригоршни, он подбрасывал печенье в воздух и смеялся, глядя, как оно крошится, падая на пол Должно быть, он, слопав сколько мог, изводил оставшееся, чтобы никому не досталось. Поступать так мог только настоящий поганец, но этот Горбач и был самым распоганым поганцем.