Цвета пламени
Шрифт:
— Данте… какого хера?! — от тона Талии веяло холодом почище чем из морозильника. Мужчина спешно обернулся, снова едва не наступив на мольберт.
— Тут что-то упало, и я пошел посмотреть. Я ничего не трогал, честное слово! — но девушка его будто не слышала. Оттолкнув его в сторону, она бросилась поднимать картину. Наемник неловко переминался с ноги на ногу, пока рыжая бережно поднимала портрет.
— На хрена ты сюда пошел?! Кто тебя просил? — глухо бросила она, поднимая мольберт.
— Я уже говорил. Что-то упало, испугало твою псину, и я пошел посмотреть. Расслабься, детка, я ничего не видел.
— Ты и этого видеть не должен! — рыкнула Талия с неожиданной злостью, синие глаза тускло сверкнули алым. — Выметайся вон!
— Тихо, тихо, малютка, осади назад, — мужчина попытался улыбнуться и протянул руку, но дочь архонта отшатнулась, шипя, словно дикая кошка. В тусклом свете фонаря сверкнула голубая сталь ее пистолета.
***
— Вот теперь, когда ты успокоилась, — процедил Данте, прижимая холодную банку колы к внушительной шишке на лбу. — Может, объяснишь, чего ты вдруг так взъелась.
Девушка смущенно молчала, почесывая животик щенку, расположившегося у нее на коленях. Запрокинув голову, он уперся лапами в живот охотницы и тихо посапывал. Не сводя с Талии тяжелого взгляда, наемник перевернул банку другой, прохладной стороной.
— Ну, чего молчим? Неужели стыдно стало? — язвительно заметил он. Рыжая передернула плечами.
— Это портрет моей матери, — глухо произнесла она, отворачиваясь.
— Эм… прости, что? — Данте думал, что ослышался. Ти взглянула на него исподлобья.
— На картине — моя мать. Отец рисовал ее в первый год их брака. Он был художником…
Повисла напряженная тишина. Талия нервно кусала губы, а блондин прихлебывал лимонад. Да уж, как-то некрасиво получилось…
— У меня осталось всего штук пять его работ. Остальные погибли в пожаре. Мамин портрет, мой и несколько абстракций. Они даже не закончены. Фон я смогла сама, раскрасить, а вот остальное… рука не поднимается, боюсь, что испорчу все. И я… не люблю, когда на них смотрят.
— Малышка, это же картины. На них и принято смотреть. А ты хоронишь их в своей комнате.
— Это единственное, что осталось мне от отца. И от матери, если уж на то пошло. Я не хочу это ни с кем делить, — девушка прижала песика груди, невзирая на его недовольное ворчание. Теплая рука Данте опустилась на ее худенькое плечо.
— И не надо. Ты права. Это только твое и ничье больше.
Талия в ответ вяло улыбнулась. Дождь продолжал жалобно скрестись в окна, словно умоляя впустить его.
— А твой приемный отец? Как он к этому относится?
Девушка криво усмехнулась.
— Он потомок жрецов, которые служили в храме моей матушки… так что он готов терпеть любые мои закидоны.
— Потомок… кого?
— А ты думал, он удочерил меня по доброте душевной? Не смеши! Юэйя никогда ничего не делает без выгоды для себя.
— Твоего отца зовут… Юэйя? — уже который раз за вечер у Данте такое ощущение, будто ему шарахнули поддых. Ну, зашибись! Шикарно просто! Ее папочка — один из самых зубастых его кредиторов. Блеск!
— Ну да. А что не так, ты прямо в лице изменился, — сапфирово-синие глаза чуть расширились. — Не говори, что ты ему денег должен.
— Не скажу… так, ты меня ужином кормить собираешься или нет?!
— Я могу поговорить с папой…
— Что ты там про виски говорила? — Данте чуть ли не бегом бросился на кухню.
— Так, говоришь, замолвишь за меня словечко перед своим папочкой?
========== Оголенные провода ==========
Ветер лениво гонял палые листья по асфальту, наполняя улицы тихим печальным шепотом их увядающей жизни. Обрывки неба испещрены звездами, тонкий серп луны мерцал бледно-алым, будто лед, окропленный кровью. Хорошая ночь. Хорошая, но не его.
Михаэль с наслаждением затянулся, стремясь получить от последней сигареты максимум удовольствия. Мятая пачка, скомканная в компактный щербатый шарик, подпрыгивая, катилась по дороге. Сизый дымок витал у лица юноши, причудливо вплетаясь в тонкое полотно сумерек, скрадывал четкость черт лица обманщика, хитрый блеск его золотисто-зеленых глаз подходил больше хищнику, кошке или змее, нежели человеку. Лампочка уличного фонаря тревожно замигала, когда демон ступил в пятно тусклого света. Вереница бледно-голубых искр пробежала по проводам, раздался мерный, потрескивающий гул, и фонарь, застонав, осыпался на черно-зернистый асфальт сотней искрящихся осколков лампочки. Уголок рта Михаэля дернулся в довольной усмешке, в омуте его взгляда заплясало багряное пламя. Резкий порыв ветра растрепал его черные волосы, вьющиеся крупными кольцами, совсем как у его сестры. Семья Фриндесвайд всегда славилась своими кудряшками.
По проводам, опасно потрескивая, пробежали синие искорки тока, и сразу несколько фонарей вспыхнули и потухли, слезами разбрасывая осколки стекла. Злая усмешка мелькнула на губах демона, змеиное золото взгляда на долю секунды сменилось зловещей краснотой.
Деньги, презентованные обманщику, давно закончились. Вернее — вчера. Демоны деньги не считают, Михаэль с тоской вспоминал времена, когда в ходу были монеты. Да на десяток полновесных золотых можно было купить всю эту улицу, но потом человечество смекнуло, что бумаги-то у них побольше будет, чем драгоценных металлов, и начали печатать деньги. Раньше идешь, и монетки в кошельке так весело позвякивают, охочие до чужого добра тупицы сами идут в руки к носящему пятый чин. Напустить этим идиотам пыли в глаза, предстать перед ними в облике богато одетого господина или, еще забавнее, девицы труда не составит. Юноша смешливо хмыкнул, крепко затягиваясь. Зыбкий дымок плясал на оранжево-алом огоньке тлеющей сигареты. Что любопытно, на протяжении веков ни одному мародеру или грабителю не пришло в голову, какого хрена одинокий и разодетый буржуй делает ночью в трущобах.
Сегодня наводить морок настроения не было. Вообще Михаэля мучили постыдно человеческие желания — пожрать, попить и потрахаться. Вот что мешает ему забить на все и поехать к Клео? Кошечку он не видел больше месяца, наверняка она будет рада его видеть. Человеческие девки со временем становятся такими надоедливыми! И, будто в подтверждение унылых мыслей демона, мобильный требовательно запищал. Брюнет выплюнул окурок и искоса взглянул на мигающий дисплей. Номер абонента не высветился, только вереница мелких черточек пересекала мерцающий неоном экран. Слегка заинтригованный, Фриндесвайд поднес трубку к уху.