Цветная схема
Шрифт:
— Нет, но мы, конечно, слышали об этом случае. Подводная лодка, кажется?
— Верно. «Ипполит» вышел из Хэрпуна вечером и двигался недалеко от берега. Дядя Джеймс сейчас считает, что вражеский радист получил от кого-то сигнал.
— Квестинг? — спросил Дикон, стараясь сохранить в голосе нотки скептицизма.
— Ага, Квестинг. Дядя Джеймс сделал такое замечание, поскольку, по его мнению, у бизнесмена появилась идея купить наш курорт, еще когда он дал отцу взаймы. Дядя считает, что бизнесмен действует в качестве агента уже несколько лет и собирается использовать курорт как штаб. Дом заселят мнимые постояльцы, и он превратится в нечто вроде радиопередающей станции.
— О Боже!
— Ну! Во всяком случае, Квестинг действует довольно изворотливо, а? Думаю, все это не очень смешно. Если бы наша старая доблестная контрразведка на родине не переутомилась в своих трудах, возможно, мы не выглядели бы сейчас так глупо, — проговорил Саймон и мстительно добавил: — Я считаю, люди типа Квестинга должны уничтожаться. Всех к стенке. Знаете, как поступают с ними в России? Послушайте…
Саймон сделал паузу, а затем продолжил:
— Я вам кое-что расскажу. В ночь перед торпедной атакой на «Ипполит» на Пике были видны огоньки. Несколько парней из Kainga — неукрепленного района селения — Эру, Реви, Те Каху и их банда плыли из Хэрпуна на лодке и, как потом рассказывали, видели мерцающий свет. И дядя Джеймс тоже. Все знают, что отсюда постоянно отправляются корабли с грузами и армейскими подкреплениями. Чем занимается Квестинг? Где он пропадает большую часть времени? Шляется вокруг Пика, так? Зачем он пытался столкнуть Смита под поезд?
Дикон хотел заговорить, но был жестко прерван.
— Случайность! — воскликнул Саймон. — Квестинга нужно привлечь к суду за попытку убийства. Местная полиция, кажется, думает, будто от нее есть какой-то толк. А я считаю, они не помнят дней своего рождения.
— Ну хорошо, — мягко произнес Дикон. — Какие действия ты хочешь предпринять?
— Только не нужно сарказма! — вскричал юноша. — Если хотите знать, что я собираюсь сделать, я расскажу вам. Не буду спать по ночам. Если Квестинг выйдет из дома, я выскользну за ним и провожу до самого Пика. Моих познаний в азбуке Морзе будет достаточно, чтобы понять его сообщение. Оно, конечно, закодировано, но если Квестинг использует азбуку Морзе, я все расшифрую. Клянусь вам, я сделаю это, а потом пойду в отделение полиции в Хэрпуне. Если они не арестуют Квестинга по моим показаниям, я выдвину против него обвинение в попытке убийства.
— А если они и на это не обратят внимания?
— Я что-нибудь предприму, — ответил Саймон. — Что-нибудь сделаю.
Глава 6
Прибытие Септимуса Фоллса
1
Пятница, день перед концертом, ознаменовалась пронзительным крещендо в Wai-ata-tapu. Дело было за завтраком. Лондонский бюллетень новостей оказался более зловещим, чем обычно, и чувство депрессии, и так почти не покидавшее сознание каждого новозеландца, на этот раз казалось еще острее. Полковник Клейр с рассеянным видом молча ел. Квестинг и Саймон появились в столовой с опозданием. Дикону было достаточно одного взгляда в лицо юноши, чтобы понять, что произошло какое-то событие, сильно его взволновавшее. Вокруг глаз Саймона виднелись темные круги, и всем своим видом он выражал злое удовлетворение. Мистер Квестинг тоже выглядел невыспавшимся. На этот раз он пощадил всех и не подал обычных натянуто игривых реплик.
Два дня после поездки в Хэрпун Дикон пытался свыкнуться с мыслью воспринимать бизнесмена как вражеского агента. Молодой человек даже спать ложился теперь на час или два позже обычного для себя времени и наблюдал за Пиком Рэнджи. Но хотя мистер Квестинг объявлял каждый вечер о своем намерении пообедать в гостинице в Хэрпуне и не возвращался в «Источники», пока остальные постояльцы не лягут в постели, гора за окном Дикона меняла окраску с цвета красного вина до пурпурного, затем с пурпурного до черного, но на ее бархатной поверхности не появлялось ни одной искорки света. В конце концов молодой человек терял терпение и засыпал. В оба эти утра его будил слабый звук автомобиля, огибающего угол дома и направляющегося к гаражу. Насколько он знал, Саймон следил за Пиком каждую ночь, и сейчас ему показалось, что бодрствование принесло результат. По наблюдениям Дикона, Квестинг, видимо, провел заключительную атаку на Клейров, поскольку в пятницу за завтраком они своим видом здорово напоминали заблудившихся в лесу детей. Супруги почти ничего не ели, бросая друг на друга взгляды, в которых легко читались замешательство и отчаяние.
Смит, казавшийся в самом деле потрясенным после прыжка с моста, завтракал рано. Эта привычка превратилась у него в своего рода традицию, обусловленную тем, что он работал за еду.
Общая атмосфера дискомфорта и беспокойства усугубилась поведением Хайи, которая, поставив перед полковником тарелку овсянки, разразилась слезами и с рыданиями выбежала из столовой.
— Что такое? Что происходит с девчонкой? — возмутился тот. — Я же ничего не сказал.
— Это из-за Эру Саула, — пояснила Барбара. — Он опять стал поджидать ее, когда она возвращается домой, мама.
— Да, милая. Т-с-с! — Миссис Клейр наклонилась к мужу и многозначительным тоном произнесла: — Думаю, дорогой, тебе надо бы поговорить с Саулом. Он очень неприятный тип.
— О, проклятье! — пробормотал полковник.
Мистер Квестинг оттолкнул назад свой стул и стремительно покинул комнату.
— С кем ты должен поговорить, папа, так это с нашим шутником, — сказал Саймон, кивнув на дверь. — Только обрати внимание, с каким он видом…
— Пожалуйста, дорогой! — взмолилась миссис Клейр, и столовая погрузилась в тишину.
Гонт завтракал у себя в комнате. Вчера вечером актер был возбужден, нервозен и не способен работать или читать. Он бросил Дикона за печатной машинкой и, подчинившись какому-то необъяснимому порыву, решил прокатиться в одиночестве по прибрежному шоссе в северном направлении. Гонт находился в состоянии беспокойства, которое Дикон находил странным и тревожным. В течение шести лет службы молодой человек считал их содружество с актером приятным и забавным. Его преклонение перед патроном вначале давно сменилось терпеливой и какой-то четко осязаемой привязанностью, но десять дней в Wai-ata-tapu внесли в эти отношения тревожные изменения. Казалось, будто рассеянные, любезные, возможно, немного глуповатые Клейры явились неким берегом, к которому прибило актера, после чего выяснилось, что именно к такому берегу его всегда и тянуло.
И еще Дикон, расстроенный переменами в патроне, не мог прийти к соглашению с собственным здравым смыслом. Дело касалось платья для Барбары. Молодой человек признавал, что оно сильно беспокоит его. Он осуждал Гонта за грубый недостаток вкуса, в то время как сам уже научился не доверять и насмехаться над складом ума, который был характерен для Клейров. В самом деле, разве благородна эта позиция запрета в отношении принятия щедрого подарка, позиция самодовольного снобизма? Исследуя в мрачном состоянии духа приливы своих эмоций, Дикон наконец задал себе вопрос, уж не является ли причиной его негодования по поводу подарка то, что не он автор данной идеи?
Местный почтовый фургон проезжал по шоссе около одиннадцати часов, и любые письма, адресованные в «Источники», оставлялись в крошечном, прибитом к воротам ящичке. Слишком большие для него посылки просто складывались внизу под ним.
Утро выдалось пасмурное, и Гонт очень волновался, как бы Клейры не промедлили с походом к воротам, а посылка от Сары Снэйп не промокла бы под дождем. Дикон пришел к выводу, что лицо, сделавшее подарок, должно остаться анонимным, однако сомневался в способности актера отказаться от удовольствия сыграть роль доброго крестного папаши. «Он уронит какое-нибудь лукавое замечание и выдаст себя, — сердито подумал молодой человек. — И даже если девушка откажется от платья, она будет одурманена Гонтом еще больше».