Цветной Дозор
Шрифт:
– Могу я чем-то помочь?
Дама приветливо улыбнулась.
– А красками ты так можешь? – спросила она.
– Могу, – помедлив, настороженно ответила Тави.
– Можно я… – проговорила дама и, не дожидаясь ответа, присела за столик. Ее движения были такими осторожными и угловатыми, что Тави вспомнила складную металлическую линейку из папиного ящика с инструментами. Дама снова улыбнулась, показав безупречно белые зубы.
– Меня зовут Сильвия, – сказала она. – У меня небольшой гэстхаус чуть восточнее мыса, прямо на пляже. Пятнадцать бунгало и ресторанчик. И мне хотелось бы их украсить.
Тави широко раскрыла глаза, не веря своей удаче. Скрестила под столом пальцы.
– Вы имеете в виду картины?
– Картины – это скучно, – качнула головой
– Да так… – растерялась Тави. – При чем здесь…
– В ста метрах отсюда есть прекрасное кафе с кондиционерами, нормальных размеров столами, хорошим освещением и неплохим кофе, ничуть не хуже, чем у милых братьев Чандра. Но вы предпочитаете работать здесь. Глаза у вас красные, а ноги и спина сильно затекли – я заметила, как вы все время меняете позу, чтобы устроиться поудобней. Значит, вам не нравятся кондиционеры. Или…
Тави мрачно усмехнулась.
– Или то, что кофе там в два раза дороже, да? – И, не дожидаясь реакции, сама же ответила: – Да. Но кондиционеры…
– А может, ты почему-то считаешь, что тебе должно быть плохо, – небрежно перебила Сильвия.
– …кондиционеры я не люблю, – закончила Тави с нажимом.
– Ну и прекрасно, – обрадовалась Сильвия. – В моих бунгало их нет.
Тави ошарашенно посмотрела в спину уходящей Сильвии, перевела глаза на монитор, машинально отменила пару последних действий. Снова подняла глаза, высматривая пушистую шевелюру и белоснежную блузу старушки, пытаясь переварить тот факт, что только что согласилась расписать пятнадцать бунгало и открытое кафе за жилье на самом берегу моря и ежедневные завтраки. Вообще-то в ее ситуации – отличная сделка. Наверное, можно было потребовать больше, но Тави никогда не была сильна в переговорах. Случившееся – и без того чудо; путешествующим художницам не каждый день предлагают работу. Да какую! Тави тихо рассмеялась. Мечта любого ребенка: вволю рисовать на стенах с полного одобрения окружающих…
Тави чуть вздрогнула, заметив, что над ней стоит один из Чандра, выполняющий сегодня роль официанта. Он неодобрительно косился в сторону уходящей Сильвии.
– Чего она хотела?
– Чтобы я у нее поработала, – радостно ответила Тави. – Расписала бунгало. Здорово, правда?
Парень с сомнением покачал головой.
– Лучше не ходи к ней, – посоветовал он.
– С чего вдруг? – рассердилась Тави. Да что ж за день такой, сплошные советчики кругом!
– Так она ведьма, – небрежно ответил парень, – ты не знала? Все знают.
Тави выпучила глаза и неуверенно усмехнулась. Покачала головой: ведьма так ведьма. Тави была сейчас слишком счастлива, чтобы сомневаться в своем решении, слишком счастлива, чтобы спорить. Она так давно не чувствовала себя счастливой…
– Хочешь еще кофе?
Она кивнула и прикусила губу, пытаясь снова сосредоточиться на рисунке.
Взмокнув и запыхавшись, Тави перешла с бега на быстрый шаг, хватая ртом мокрый, слишком густой, пересоленный воздух. Пляж был малолюден: до начала сезона оставался почти месяц, Слоновый остров еще не заполонили серферы, и Тави знала в лицо почти всех, кто обитал между мысом и поселком. Она махнула рукой идущему навстречу рыжему парню – тот жил в «Слонах», второй из разрисованных ею хижин. Слоны ему страшно нравились – Тави не раз замечала, как Бобби веселится, едва наткнувшись взглядом на дурацких улыбчивых зверей в разноцветных шкурах. Это было хорошо, это было ровно то, чего она добивалась, кладя мазок за мазком. Бобби просиял, увидев ее, махнул в ответ, и от его расплывшейся в улыбке обгорелой физиономии желание рисовать стало еще острее.
А вот с людьми, которые неторопливо брели следом за Бобби, что-то явно было не так. Тави бросила на них быстрый взгляд – незнакомцы, наверное, только что приехали, – отвернулась и замедлила шаги, слегка хмурясь и пытаясь сообразить, что так зацепило ее в этом мимолетном обмене взглядами. Какая-то неправильность. Пугающая напряженность, будто эти двое
К горлу подкатил ком. Серое снова было рядом, снова пыталось добраться до Тави – скрытно, исподтишка. Оно прислало своих гонцов. Лицо у кряжистого было скорее багровое: такой предпочтет обуглиться под тропическим солнцем, чем намазаться защитным кремом. На губах высокого теплилась рассеянная улыбка интеллигента. Но в глазах туристов Тави чудился ледяной туман. Такие же глаза были у Андрея… о котором нельзя вспоминать, если не хочешь провалиться в этот тусклый холод навсегда.
Трусливо втянув голову в плечи, Тави снова побежала – на этот раз изо всех сил, оскальзываясь на мокром песке и нелепо размахивая руками.
После бега страшно хотелось пить, но остановиться хотя бы на секунду Тави боялась. Вырисовывать стену между собой и серым. Эти двое ей просто почудились; обычные отдыхающие, не успевшие расслабиться и прийти в себя после… откуда они там приехали. Цветы. Волны. Странные и глупые разноцветные звери в узорчатых шкурах. Спирали и круги. «Сансамай» станет самой радостной гостиницей на острове – прибежищем беспечных бэкпекеров, путешествующих по всей Азии с пыльными рюкзаками на плечах. Сильвия в незапятнанной белой рубашке и бирюзовых бусах будет дремать в гамаке с книгой, оживляясь только с появлением новых туристов. Ведьма? Да ну вас, братья Чандра, вы, похоже, не видели, кто порой разгуливает по вашему острову… К черту их, как приехали, так и уедут. Две смешливые близняшки с нежными оленьими глазами станут каждый день готовить благоухающий карри, а инструктор по серфингу – с шуточками убирать по утрам листья, нападавшие на пляж за ночь. И все они будут жить в окружении рисунков Тави. В стенах, расписанных волшебной защитой от серого.
Тави открутила крышку бутылки с водой левой рукой – правой она уже пыталась, не глядя, макнуть кисть в краску. Ей уже жгло, и пока она пила, глаза жадно шарили по нарисованным и еще только воображаемым линиям и пятнам. Доски покрывали старые, выгоревшие наслоения краски: похоже, Сильвия не впервые привечала незадачливых художников. Акрил шелушился, завиваясь мелкими чешуйками, под ними проступали совсем старые слои масла. Ничего не поделаешь – море. Никакая краска не держится дольше пары лет, любой рисунок облезает до неузнаваемости. Сначала Тави хотела загрунтовать доски, но потом передумала: в этих выцветших пятнах была необъяснимая прелесть, и она старалась обыгрывать их, оставляла просвечивать сквозь свежий слой и только совсем уж облезлые участки обдирала древним железным совком, за который приходилось конкурировать с ехидным уборщиком. Ей нравилось думать, что предыдущие художники поступали так же и она не первая в этой цепочке.
Жирная охряная капля упала с кисти на босую ступню. Не отрывая взгляда от стены, Тави размазала ее рукой, машинально обтерла ладонь о штаны. «I see a red door and I want it painted black» [1] , – замычала она под нос и нанесла первый штрих.
– Тави, детка, сделай перерыв.
Она остановилась. Длинная синяя тень лежала на стене хижины, не давая рассмотреть нарисованное за день. По волнам прыгали медные закатные блики. Сильвия покачала головой, глядя на все еще отрешенное лицо девушки, и протянула бутылку кока-колы.
1
«Я вижу красную дверь и хочу выкрасить ее в черный» – Rolling Stones, «Painted Black».