Цветной Дозор
Шрифт:
Он говорил что-то еще – какую-то нежную, расслабляющую чепуху, какую говорят буйным душевнобольным или перепуганным, загнанным в угол зверькам, чепуху, в которую очень хотелось поверить. Тави же сама недавно кричала себе и другим, что сходит с ума, – и вот наконец получила сочувствие и обещание поддержки. Довериться. Перестать сопротивляться. Принять помощь: ведь Андрей действительно намного опытнее, может, он сумеет понять, в чем дело… а если сочтет, что ей не надо знать, то, наверное, так оно и есть. Тави прикрыла глаза, готовая сдаться. Но в успокаивающих словах Андрея сквозило нечто раздражающе знакомое. Ускользающее воспоминание злило и царапало, как камешек в сандалии: если бы не оно, Тави смогла бы наконец успокоиться и поддаться усталости. Чувство дежа-вю будоражило, мешало, не позволяло себя отбросить. Это просто твои капризы… просто эмоции… просто нервный срыв… Да, все это Тави слышала от Андрея, от Семена, но и до них – тоже. Давным-давно… Слишком эмоциональная…
Тави вдруг сухо рассмеялась. Да как она могла дважды попасться на эту удочку?!
– Слышал про мою тетю Елену? – весело спросила она. – Которую я в детстве ножом ткнула?
– Ну, – недоуменно свел брови Андрей. Резкая перемена темы и тона сбила его с толку.
– Однажды она наводила у нас дома порядок – она считала, что мама это плохо делает, – и вынесла на помойку все мои рисунки. Чтоб места не занимали. Я уже тогда любила рисовать, и картинок было много…
– И?..
– И я назвала ее сукой – мне как раз тогда в детском саду это слово сказали, – а потом весь вечер рыдала.
– Печальная история, конечно, но я не понимаю, к чему…
– А к тому, что она сказала, что я не просто дурно воспитана, а вообще не контролирую себя. Что нормальный ребенок не стал бы распускать сопли над своими каракулями. Что я слишком эмоциональна, и неплохо бы меня проверить на… – Тави скорчила гримасу и постучала пальцем по лбу.
– И что, проверили? – внезапно заинтересовался Андрей.
– Не тогда, – небрежно ответила Тави. – Чуть позже, когда я попыталась ее вскрыть. И знаешь что? Оказалось, что со мной все в порядке, и плакать, когда с тобой так поступают, вовсе не признак неадекватности и психического расстройства. Так что… засунь-ка ты свой просто-нервный-срыв себе в задницу. Вместе с просто-капризами и просто-эмоциями.
– То есть я для тебя – воплощение злой тетки? – печально спросил Андрей. – Я не пытаюсь защитить тебя, а отбираю любимую игрушку? Самой не стыдно от такой инфантильности? Что ж… Больно слышать, но я не обижаюсь, ты сейчас не вполне осознаешь, что говоришь.
Тави неприятно усмехнулась и закатила глаза. Он – Светлый, он не нарочно, машинально напомнила себе она. И впервые усомнилась в этой привычной мысли.
Сил вести мопед уже не было, и, оставив машину под присмотром доброй поварихи, они двинулись к гостинице пешком. Шли медленно, взбивая сандалиями рыжеватую пыль грунтовки, через поляну, где тоскливо поскрипывали, несмотря на безветрие, ржавые суставы карусели. За выгоревшим шатром, конусом прикрывавшим невиданных верховых зверей, виднелся крытый грузовичок с разрисованным все теми же лошадками и слонами тентом – видимо, аттракцион был передвижной.
– У меня такое чувство, будто ты покидаешь меня, – горько проговорил Андрей. – Я не понимаю почему. За что? Я так заботился о тебе.
Тави прикусила губу. Как было бы просто ответить: «Что за глупости. Я люблю тебя. Я с тобой». Но соврать она не могла.
– Я должна, понимаешь? – Она прижала руку к груди, попыталась заглянуть Андрею в глаза, но тот поднял подбородок и устремил взгляд в пространство. – Я должна узнать, чего хочет Дэнг. Иначе… иначе некому будет вернуться к тебе. Тебе некого будет любить, я просто…
«Растворюсь. Исчезну. Развоплощусь», – хотела сказать она, но оборвала фразу. Андрей дернул плечом. Знакомый жест, означающий: вечно ты что-то выдумываешь… Лошади с неестественно толстыми шеями качали подозрительно зубастыми головами. У слонов было по шесть бивней. Дизайнер карусели вдохновлялся изображениями тибетских демонов, а вот детей, похоже, не любил. Руки бы ему оборвать, мрачно подумала Тави, разглядывая уродливые фигуры. Это надо же так подобрать цвета! Желтый – белесый, грязный, изрядно разведенный серым. Темный, кровавый красный. Синий какого-то мертвенного, трупного оттенка – такой цвет Тави вообще видела лишь однажды, цвет кожи демона-пишачи. Палитра скверно освещенного морга. Неудивительно, что дети обходят карусель за версту.
На их голоса из фургончика высунулся глубокий старик с уродливым, будто смятым лицом. Седая голова мелко тряслась на тонкой черепашьей шее. Опознав иностранцев, он на неверных ногах выбрался из кузова и торопливо заковылял наперерез, призывно жестикулируя.
– Любите кататься на карусели? – проскрипел старик. – Садитесь, покатайтесь на карусели! Куда же вы?
– Да иди ты, – процедил Андрей по-русски с неожиданным необъяснимым презрением. – Псих.
– Ты чего? – изумилась Тави. Нет, Светлый не значит святой, но такое презрение к несчастному старику… – Старый, больной человек… – Она прикусила губу и оглядела жуткую карусель. Садиться на синюшных лошадок не хотелось, но… – Давай прокатимся. По Договору мы ему помочь ничем не можем, я понимаю, право на ответное действие Темных, все такое… Но по-человечески помочь нам никто не может запретить! Дадим человеку хоть немного заработать!
– Да не человек он! – с отвращением бросил Андрей. – Проще считать меня черствым козлом, чем лишний раз посмотреть, да? Это же Иной-самоучка, дикарь! К тому же – Темный. Знаешь, зачем ему эта каруселька? Детей пугать! А потом тянуть из них Силу.
– Я думала, Иные не… доходят до такого состояния, – смешалась Тави. – В смысле – не болеют и не стареют так… сильно.
– Почему же – если ничего не делать… Может, он не умеет лечиться. Может, не считает нужным. Или наслушался проповедей твоего Дэнга и спешит переродиться в человека. Учиться когда-то не захотел, соблюдать Договор не захотел, дисциплина Дозоров ему поперек горла… Сам виноват.
– Слушай, – не выдержала Тави, – у тебя к необученным Иным что-то личное? Ты же их ненавидишь больше, чем Темных! Ты же на этого несчастного деда вызверился не за то, что он Тьме служит, а за то, что делает это на свой лад… Что за пунктик у тебя такой?!
– Это у тебя пунктик, – огрызнулся Андрей. – Дисциплина и правила важны. Иначе все будут творить что хотят. И хорошо, если сами убьются, так еще и других подставят… Вот как ты.
Тави дернулась как от пощечины, привычно втянула голову в плечи.
– Интересно тебе было, да? – не унимался Андрей. – И сейчас интересно. А потом за тобой кровавые ошметки по всему бульвару убирать…
Он не нарочно, привычно шепнула себе Настя. Он Светлый. Он просто не может справиться со своей болью. Не сопротивляйся. Потерпи. Дернешься – и ему станет еще хуже, а он и так мучается, бедный… Молчи, молчи, молчи.
– Как же я устала трястись над твоим душевным покоем, – сказала Тави.
– Оно и видно, как ты трясешься, – пожал плечами Андрей, и Тави опасно сузила глаза.