Цветные этюды
Шрифт:
Пленных красных построили на площади в несколько шеренг. Закинув руки за спину, перед ними встал Елагин.
– Комиссары, командиры, иностранцы, выйти вперёд! – приказал он.
Сначала никто не вышел, но потом перепуганные красноармейцы сами стали выталкивать из своих рядов начальников и интернационалистов. Таких набралось человек семьдесят. Командиром красных был совсем молодой парень, высокий светловолосый латыш лет двадцати, а комиссаром – средних лет лопоухий мужчина в нелепом картузе со звёздочкой. Командир держался очень смело, даже вызывающе; комиссар же, склонившись, прятал бегающие глаза и всё время поправлял дрожащими руками разорванный карман своего френча.
– Вы командир? – спросил Елагин у латыша.
– Да.
– Какая часть?
Латыш молчал. Вперёд выступил комиссар.
– Полк имени Парижской Коммуны Волжской Красной бригады, – быстро сказал он.
– Вы комиссар?
– Да.
– Имя, фамилия?
– Константин Мазуров.
– Зачем вы пытали и убили пленных? – Елагин сжал за спиной руки в кулаки.
– Это война, вы же понимаете, – виновато и поспешно оправдывался комиссар. – Мы не всегда можем предотвратить подобные эксцессы. Красноармейцы были обозлены…
– Врёт он! – послышался возглас из толпы пленных. – Это командир приказал добить пленных!
Латыш молчал, прямо и горделиво держа свою голову. Елагин подошёл к нему.
– Зачем? – с искренним непониманием спросил он. – Зачем вы это сделали?
– Это было необходимо, – уверенно ответил латыш. – Все должны понимать, что любое сопротивление революционной власти будет караться самым жестоким образом. Революция защищается, она должна избавиться от всех, кто мешает ей строить светлое будущее!
– Вы знаете, что вас ждёт?
– Да, – кивнул латыш и улыбнулся. – Но вы ничего не можете изменить. Всё равно победа будет за нами!
Елагин отвернулся и коротко бросил:
– Расстрелять обоих.
Комиссар бросился на колени.
– Пощадите, господин офицер! У меня трое детей!
Елагин был непреклонен. Комиссар ещё верил в чудо, он надеялся, что его откровенное и публичное унижение может что-то изменить, он жалобно причитал и не вставал с колен, а тем временем выбирали добровольцев для расстрельной команды. Вызвались многие, но это дело поручили нескольким бойцам из разгромленной самарской роты. Среди них был и молодой шестнадцатилетний гимназист, который сегодня первый раз участвовал в бою. Его сосед по строю, усатый прапорщик участливо шепнул парню: «Не надо сынок, не твоё это дело», но мальчишка не дрогнул, – он желал отомстить за своих погибших товарищей.
Плачущего комиссара вместе с хранившим предсмертную гордость красным командиром отвели во двор. Раздался залп!.. Расстрельная команда быстро вернулась, и последним шёл гимназист. Бледное лицо, стеклянные глаза, медленные, неловкие движения – он сегодня впервые убил человека! Гимназист не встал обратно в строй, а сел за спиной товарищей, прислонившись к забору, и заплакал, грязным кулаком вытирая слёзы: он сегодня впервые убил человека…
– Что с остальными делать? – спросил Мухин у Елагина, кивнув в сторону серо-зелёной массы ожидавших своей судьбы красноармейцев.
– Всех мобилизованных красными отпустить, – распорядился Елагин. – Кто захочет на добровольной основе вступить в нашу Народную армию, пусть вступает. А иностранцев… – Елагин секунду раздумывал. – Иностранцев заключить под стражу. Завтра запросим у Самарского правительства, что с ними делать.
Большинство пленных отпустили, человек двадцать сразу же записались в белую армию, а всех латышей, венгров и китайцев закрыли в пустом складе на краю города.
Население Вольска встретило белых очень дружелюбно, почти как освободителей. Самые смелые нацепили на одежду трёхцветные ленточки и гордо ходили по улицам, чувствуя себя под защитой белых отрядов. На ночь бригада разместилась в городе. Под штаб определили каменное здание богатого купца, семья которого сбежала из города, как только в нём появились красные. Мухин и Елагин расположились в самой большой комнате дома. Денщики в это время пытались организовать ужин, собирая у соседей продукты.
Но, видно, крови было пролито в этот день недостаточно. Скоро в комнату, где за столом сидели Елагин и Мухин, влетел чех Новак.
– Красных режут! – крикнул он, широко распахнув дверь.
Командиры выскочили на улицу и бросились к складу. Открывшаяся картина ужаснула их. Около склада мёртвыми рядами лежали все пленные красноармейцы – несколько десятков венгров, китайцев и латышей. Большинство из них были в исподнем, с резаными и колотыми ранами, практически все – без обуви. Вокруг собрались хмурые балаковские мужики, казаки, добровольцы и местные горожане.
– Кто?! – взревел Елагин. – Кто это сделал?!
Из-за спин своих мужиков выглянул растерянный Горохов.
– Простите, Емельян Фёдорович, – повинился он. – Наши признали в одном из мадьяров насильника. Тот месяц назад девку у нас в городке испортил и убил её жениха. У нас к тем мадьярам особый счёт был – обидели они нас сильно, грабили, измывались… Ну, и порешили мужички этих всех. – Горохов показал на трупы и склонил голову. – Только, кажись, ошиблись мы чуток. Не те это были мадьяры… Погорячились, одним словом.
Елагин приказал похоронить всех убитых, развернулся и ушёл. Наказать балаковских мужиков, принёсших ему сегодня победу, он не посмел.
В ту ночь Мухин и Елагин ещё долго сидели за столом и пили водку. Большей частью молча. Только после очередной рюмки пьяный Елагин не сдержался, с горечью и болью выдохнул:
– И когда же все эти безумства русские закончатся?!
Мухин посмотрел на него прищуренным взглядом осоловевших, хмельных глаз.
– Рано вы устали от войны, Емельян Фёдорович. Ведь всё только начинается, – сказал он с какой-то пустой, злой грустью, осклабился и снова налил рюмку.
Весь конец июля и август восемнадцатого года прошли в боях. Хвалынская бригада прорывалась вниз по Волге, на юго-запад. Елагин хотел выйти к Саратову и соединиться там с донскими казаками, осаждавшими Царицын, но его малочисленная бригада, лишённая поддержки других белых частей, так и не смогла преодолеть сопротивление красных. Измотанная переходами и потрёпанная в постоянных сражениях и стычках, она вынуждена была отступить обратно к Вольску. Но и здесь бригада не смогла передохнуть, пополнить свои ряды и запасы. Со стороны Николаевска наступала стрелковая дивизия красных, и Елагину пришлось срочно организовать оборону города. По численности силы были явно не в пользу белых, но командир бригады надеялся на боевой дух и опыт своих солдат – у красных дивизия была необстрелянной и состояла в основном из мобилизованных рабочих и крестьян.