Цветок Америки

Мессадье Жеральд

– Я об этом не думала, – призналась она. – И ты приехал, чтобы скрасить мне одиночество, так?

– Я приехал, потому что мне захотелось приехать, – ответил он, поднявшись.

Юноша стал расхаживать по комнате и остановился перед портретами Об и Деодата, написанными некогда покровителем Жоашена, Местралем, в Анжере: они висели по обе стороны роскошного испанского сундука на ножках, открывавшегося спереди и сверху. Некоторое время он молча смотрел на них.

– Франц Эккарт, – сказала она, – у меня большой дом. В нем несколько этажей. Моя спальня

на этом, кормилица с Жозефом спят на верхнем. Два остаются незанятыми. Глупо ночевать в амбаре, когда здесь полно места.

Жанна тут же осознала необычность ситуации: она будет жить с отцом и сыном, каждый из которых носит не свое имя. Но поступить иначе не могла. Прежде всего, по доброте, но также из гордости, поскольку не подобало юноше, считавшемуся ее внуком, спать в амбаре. Франц Эккарт был членом клана несмотря ни на что. Наконец, существовала и третья причина, но настолько неясная, что ей пока не хотелось копаться в этом. Просто она нуждалась в том, чтобы кто-то был рядом, точнее говоря, чтобы рядом был Франц Эккарт.

– Ты мог бы научить кое-чему из своих познаний Жозефа. Твоего сына.

Он задержал на ней взгляд.

– Я счастлив, что ты мне это предлагаешь, – ответил он, наконец. – Но не хочу у тебя жить из милости.

– Милость тут ни при чем, – возразила она.

– Я не уверен, что Франсуа будет счастлив.

С присущей ему проницательностью он чувствовал сдержанность, чтобы не сказать холодность того, кто считался его отцом. После смерти Об Франсуа не доверял Францу Эккарту.

– Я не обязана давать отчет Франсуа, – ответила она. – Ступай за своими вещами и возвращайся.

Франсуа быстро понял, что произошло. В тот же вечер он спросил Жанну, можно ли ему прийти на ужин, поскольку Одиль нездоровится.

Увидев Франца Эккарта за столом, он спросил:

– Ты, значит, не вернешься в Гольхейм?

– В Гольхейме больше никого нет, – ответила Жанна. – Франц Эккарт будет жить здесь.

На лице Франсуа тут же появилось недовольное выражение.

– Похоже, новость тебя не радует, – сказал Франц Эккарт.

– Нет, после того, что случилось с Об… После того, что ты сделал с Об… Ты считаешь меня дураком?

– Что же я сделал с Об?

– Ты соблазнил свою тетку! – гневно воскликнул Франсуа. – Неужели у тебя нет никаких понятий о благопристойности?

В зале воцарилось предгрозовое молчание.

– Франц Эккарт не племянник Об, – спокойно произнесла Жанна. – Между ними нет кровного родства.

Ошеломленный Франсуа положил ложку.

– Об была моей сводной сестрой… – начал он.

– Франц Эккарт не твой сын, – объявила Жанна все тем же спокойным тоном. – Я не говорила тебе этого, пока была жива Софи-Маргерит, чтобы сохранить твой семейный очаг. Впрочем, ты об этом догадывался и сам мне об этом сказал.

Оглушенный Франсуа откинулся на спинку стула. Он смотрел на Франца Эккарта, сохранявшего бесстрастный вид.

– Но ты все же соблазнил ее! – произнес он с угрозой, выставив вперед подбородок

и сжав в руке нож.

– Я не знаю, что означает соблазнить, – ответил Франц Эккарт. – Посреди ночи, когда ты спишь глубоким сном, к тебе в постель ложится девушка в ночной рубашке… если это называется соблазнить, тогда признаю: да, я соблазнил Об.

– Что?

– Ешь, не лишай себя ужина из-за того, что уже поправить нельзя, – сказала Жанна сыну.

Потрясенный Франсуа лишь покачал головой.

– Почему ты мне ничего не сказала об этом раньше? – спросил он у матери.

– Потому что твою реакцию легко было предвидеть, и ни я, ни Жозеф не желали подобной сцены, мы и без того были убиты горем.

– Об любила меня, и я любил Об, – медленно произнес Франц Эккарт, – но если кто и был соблазнен, так это я.

Франсуа стал теребить волосы.

– Что же произошло той ночью? – спросил он.

– Не знаю. Я работал с Дитером, моим другом-монахом. Никто не ожидал, что она придет. Но она все-таки вышла из спальни, а потом из замка. Наверное, ночью она увидела что-то, напугавшее ее.

– Стало быть, маленький Жозеф – твой сын? – спросил Франсуа.

Франц Эккарт кивнул.

– И поэтому ты вернулся?

– Нет, – возразил молодой человек. – Не только поэтому. Я вернулся из-за Жанны. Потому что она теперь одна. Потому что она не просто носит фамилию л'Эстуаль, но и во лбу у нее горит звезда.

Он налил вина в бокал Франсуа.

– В мире есть другие реальности, не похожие на ту, что видишь, – сказал он. – То, что ты принял за кровосмешение, было чистым и сильным взаимным влечением, без малейшего намека на инцест. И нет здесь ни преступника, ни жертвы.

– Зато есть ребенок, будущее которого нельзя омрачать подобными ссорами, – добавила Жанна.

Наступила долгая пауза. Франсуа задумчиво жевал что-то, стараясь осмыслить услышанное.

– Ты хочешь сохранить фамилию Бовуа? – спросил он Франца Эккарта.

– Другой у меня нет, и она мне кажется достойной. Разве что ты захочешь меня, ее лишить.

– Я захочу тебя ее лишить? – переспросил Франсуа.

Наступило молчание, казавшееся бесконечным. Дрова потрескивали в очаге.

– А я? – спросил Франсуа у матери. – Какого я рода?

Она ответила не сразу:

– Ты должен был называться Франсуа де Монкорбье, то есть Франсуа Вийон.

– Франсуа Вийон? – воскликнул он. – Господи, да что же это за жизнь!

– Однажды в Анжере, много лет назад, около нашего дома умер бродяга. Франсуа, почему ты так долго смотрел на него?

Он не ответил. Его карие глаза были обращены вглубь души.

– Ты хочешь сказать, что я знал? – прошептал он. И через мгновение спросил у Жанны:

– Но каким образом?..

– Нет, – ответила она. – Я никогда не изменяла твоему отцу. Меня изнасиловали до свадьбы. Твой настоящий отец был бродягой без кола и двора, да вдобавок еще и вором, которому много раз угрожала виселица. Он был неисправим. И он исчез. Я должна была дать своему ребенку имя и отца.