Цветок Америки
Шрифт:
Жанна и Франц Эккарт поужинали запеченной форелью с жареными стеблями пастернака.
Он вынул из кармана странный предмет, походивший на маленькие вилы с тремя зубцами и деревянной ручкой. Держа его в левой руке, а нож в правой, он порезал рыбу на кусочки, а затем стал накалывать их зубцами и отправлять в рот.
– Что это? – спросила удивленная Жанна, пытаясь пальцами подпихнуть кусочек филе в ложку.
– Вилка.
Она откинулась на спинку кресла: подобный инструмент гораздо больших размеров ей приходилось видеть, когда на ее глазах из огня доставали
– Это один из подарков графини Гольхейм, – объяснил он. – Моя мать купила эту вилку в Нюрнберге, но графиня запретила пользоваться ею.
– Почему же?
– Потому что наш святейший папа считает, что это кощунственный инструмент, ибо пищу следует отправлять в рот пальцами. Кроме того, во времена Иисуса вилок не было, следовательно, христианину пользоваться ими не подобает. [14]
Глаза его искрились лукавством. Жанна рассмеялась.
– Папа отлучил от церкви некую знатную венецианку, которая ела мясо вилкой, чтобы не пачкать пальцы. Хочешь попробовать?
14
История подлинная. Известная с римской эпохи вилка на короткое время вновь появилась в XV в. в Венеции, вызвав громы и молнии папского гнева. В 1612 г. Анна Австрийская, супруга Людовика XIII, воспитанная при католическом испанском дворе, не умела пользоваться вилкой. Канцлер Сегье вылавливал куски мяса из соуса пальцами и чистил зубы острием ножа, вызывая отвращение кардинала Ришелье, который в связи с этим придумал ножи с закругленным концом. Вилка стала предметом общего пользования только к концу XVII в.
– Охотно.
Он вынул из кармана еще одну вилку, похожую на первую.
– Их было две?
– Нет, я заказал здешнему ножовщику вторую, специально для тебя.
Вооружившись вилкой, она после нескольких неудачных попыток вполне освоилась с ней и пришла в полный восторг.
– Да это просто чудо! – сказала она. – Подумать только, можно есть мясо, не пачкая пальцы соусом!
В этот момент вошла Фредерика с миской салата и, увидев в руках хозяйки странный инструмент, вытянула шею и нахмурилась.
– Что это? – изумленно спросила она.
– Столовая вилка, Фредерика, – ответила Жанна. – Посмотрите, как удобно.
Она наколола кусочек жареного пастернака и отправила в рот. Фредерика восхищенно следила за ней.
– Я уверена, что эту штуку принес мэтр Франц! – воскликнула она.
– Так гораздо удобнее есть кислую капусту, – провозгласил Франц Эккарт.
Фредерика заколыхалась от смеха.
Жанна решила, что завтра же закажет шесть вилок для ужина.
– Вот мы все и отлучены от церкви! – со смехом объявил Франц Эккарт.
– Посмотрим, что скажет отец Штенгель.
Предначертанное свершилось.
Жанна удалилась с бесстрастным лицом. Она поставила подсвечник у изголовья и задернула полог.
Через несколько минут он был раздвинут вновь.
– Не хватит ли тебе спать одной? – сказал Франц Эккарт, поставив колено на кровать.
Он был обнажен, и от него пахло винным
– Что ты понимаешь, – прошептала она, смущенная и одновременно польщенная.
Он уже скользнул в постель и задернул полог. Вытянулся на простынях и повернулся к ней. В тусклом свете она увидела серьезное и вместе с тем естественное выражение его лица.
Он положил ей на грудь руку – легким и вместе с тем властным движением. Потом прикоснулся губами к соску. Поцеловал его и начал сосать.
Она не умела притворяться. И стала ласково перебирать ему волосы. Он поднял голову. Обнял ее, и они слились в долгом поцелуе. Из груди Жанны вырвался глубокий вздох, превратившийся в сдавленный крик при первой же ласке внизу живота. Она сжала его плечо.
Впервые за долгое время к ней приник мужчина, любовник. Она вспомнила былые ласки, которые принимала и отдавала. Словно заново училась читать и писать.
Ее прочитывали до самого конца, она писала долгие ответы.
Мир становился другим.
В седьмом часу они решили передохнуть. Она вновь вспомнила Жоашена, его обнаженное тело в синеватом сумраке вечернего Анжера. Как при вспышке молнии ей вдруг стало понятно безумное вожделение Софи-Маргерит. Если отец походил на сына, то она должна была чувствовать, как хмельной огонь струится по ее жилам; она должна была ощутить, как перестает быть собой и становится частью вселенной. И еще Жанна поняла, что испытывала Об.
Во Франце Эккарте таилась адская и небесная сила.
Она прижалась к нему, спрашивая себя: «Почему я?».
Он, несомненно, угадывал ее мысли.
– Мне необходимо отдавать, – прошептал он. – И я не знаю никого, кроме тебя, кому был бы настолько необходим я.
Это была правда.
Она больше не чувствовала себя старой.
– Женщина с волками, – сказал он, вставая.
Она едва не подскочила. Никогда она не говорила ему о смерти Дени. Как он узнал?
– Почему ты так говоришь?
– Во сне я видел тебя с волками.
Возможно, он видел тех, что осаждали ферму, подумала она, пытаясь успокоить себя.
Он наклонился к ней и поцеловал.
– Значит, ангелы существуют, – сказала она.
– Не для всех, – ответил он с лукавой улыбкой.
Фортуна и в самом деле слепая распутница, смеясь, подумала она.
Прозвонили к заутрене. Она поднялась, надела ночную рубашку, домашний халат и спустилась на кухню вскипятить молоко. Декабрь уже явился в гости, и Страсбург стал черно-белым. Город показался ей веселым. Она и припомнить не могла, когда в последний раз с таким восторгом встречала новый день.
12
«Меня не влекут другие края, я и так не здесь…»
Бехайм, его супруга-фламандка и Феррандо снова приехали в дом на Санкт-Йоханн-гассе. Картограф объявил, что счастлив будет вернуться в Нюрнберг после всех ужасов, пережитых в Неаполе. Они с женой спаслись чудом.
Его удивило отсутствие Жозефа де л'Эстуаля; ему объяснили. Он выразил соболезнования: их связывали дружеские отношения. Но воздержался от упоминания подлинного имени усопшего, которого знал как Йозефа Штерна.