Цветок Америки

Мессадье Жеральд

– Я ожидала увидеть убеленного сединами старца. А вижу красивого молодого человека.

Мария Нарбоннская быстро взглянула на Жанну. Потом села в придвинутое ей кресло и сразу приступила к делу.

– Мессир, я догадываюсь, что осторожности ради вы предпочитаете выражать свои мысли темным языком, – без околичностей заявила она. – Прошу вас этого не делать. Говорите без опаски. Мы не встречаемся с королем. Для короны я не представляю никакого интереса, поскольку мальчика не родила, а снова выходить замуж мне поздно. Людовик не дарит

меня своей откровенностью. 1515 – это год его смерти, верно?

– Похоже, так, мадам.

– Это меня не удивило бы. Вот уже много лет, как он страдает воспалением кишок. Но что означает все остальное? Корона, которая споткнется о порог, прислуживающий Меркурию Юпитер и мщение Немезиды?

– Если я не ошибаюсь, преемник короля будет претендовать на большие почести, что в данном случае может означать только императорскую корону. Однако достанется она не тому, кто достойнее. Решат дело деньги.

– Из этого я заключаю, что будущий император получит свой титул только благодаря банкирам, – сказала Мария Нарбоннская. – Чем же ответит Немезида?

– Против императора выступит мощный союз.

– У вас есть белое вино, мадам? – спросила Жанну августейшая гостья.

– Конечно, мадам.

– Если вы добавите к нему смородиновый сок, я получу свой любимый напиток.

К счастью, у Фредерики на кухне хранилась бутыль смородинового сока. Мария Орлеанская осталась вполне довольна. Она повернулась к Францу Эккарту:

– Я внимательно прочла все ваши катрены. Насколько я могу судить по тем, что мне удалось разгадать, ваши суждения заслуживают доверия. И что же дает вам это знание? Вы могли бы стать одним из самых могущественных людей Европы. Однако вы предпочитаете уединение, разумеется, очаровательное, – она повернулась к Жанне, – но все-таки уединение.

– Не все люди испытывают влечение к власти, мадам, – с улыбкой ответил Франц Эккарт.

– Иными словами, вы к ней равнодушны?

– Вовсе нет, мадам. Мы все зависим от власти, и даже королям приходится считаться с властью других королей. Но требуется искусство, чтобы использовать ее.

– Вы могли бы стать советником моего брата, – сказала она, потягивая вино со смородиновым соком. – Это вас не соблазняет?

– Мадам, подобное предложение привело бы меня в замешательство, ибо у короля есть множество других советников, с которыми мне пришлось бы по необходимости вступать в спор.

– Недавно у вас произошла стычка с Амбуазами, – напомнила Мария Нарбоннская.

Он удивился ее осведомленности.

– Епископ Анжерский рассказал об этом епископу Турскому, а тот – мне. Да, я понимаю вас, с Амбуазами ладить нелегко, – коротко объяснила она. – К счастью, в их семействе нет теологов, иначе мы стали бы поклоняться не распятию, а золотому тельцу.

Жанна расхохоталась.

– Если они по-прежнему будут досаждать вам, известите меня, я замолвлю за вас словечко перед Людовиком, – сказала Мария Нарбоннская.

Именно на это и надеялась

Жанна. Теперь она лучше понимала характер гостьи: женщина, сознающая свое высокое происхождение, но лишенная чванства и иллюзий. Слишком многое она видела в жизни. Воспитанная в атмосфере интриг, порой таких же гнусных, как история с браком ее младшего брата, она все же осталась дочерью поэта: ее влекли человеческие отношения, основанные не на одной только алчности, не столь низменные, как при дворе. В этом толкователе звезд она увидела такую возможность. Но хотела его проверить, прежде чем довериться ему.

– А как быть с Австрийцем? – спросила Мария Нарбоннская. – Он не просил вас поступить к нему на службу?

– Один из его придворных в беседе со мной действительно намекал на это, – ответил Франц Эккарт. – Но разве могу я давать советы главному противнику короля?

– Вы совершенно правы, – кивнула Мария Нарбоннская. – К тому же вам пришлось бы переехать в Вену. Зимы там ужасные, из еды только сосиски и гуляш, как они называют свое рагу. Да, вы совершенно правы. Итак, вы изучаете звезды и пишете. Но скажите мне, все эти знания вас не подавляют? Не теряете ли вы вкус к жизни, когда вам становится известно, что один король умрет через десять лет, а другой – через тринадцать? Не тяготит ли вас это – проникать в тайны Господа?

Грубая простота вопроса ошеломила его.

– Это побуждает меня к скромности, мадам, – ответил он, наконец.

Она не отрывала взора от Франца Эккарта.

– Но слава, власть, роскошь и все прочее? Вас это никогда не соблазняло?

Была ли она осведомлена лучше, чем казалось на первый взгляд? Знала ли она о венгерском деле? Он засмеялся:

– Ошибусь ли я, мадам, если скажу, что вы относитесь ко всему этому так же, как я?

Мария Нарбоннская еле заметно улыбнулась и встала.

– Я вернусь, чтобы еще расспросить вас о ваших катренах. Или же вы приедете ко мне в Тур, – сказала она, снова покосившись на Жанну.

Она протянула ему руку, он поцеловал ее. Она повернулась к Жанне, державшейся в стороне, и совершенно неожиданно раскрыла ей объятия: обе женщины расцеловались. Мария Нарбоннская пошла к двери, но на пороге остановилась:

– Что означает этот особо темный катрен, самый последний?

Он объяснил ей так же, как Жанне.

– Значит, неверные и дикари, – произнесла она.

– Первые – скоро, вторые – позже, – уточнил он.

– До свидания, – сказала графиня.

– Вот покровительство, которого я желала для тебя, – заметила Жанна, проводив гостью. – Ибо ты теперь знаменит и завистников будет множество.

Николь де Пантьевр явилась в первых числах ноября со свитой куда более многочисленной, чем у Марии Орлеанской, хотя по рангу стояла намного ниже; в сущности, никакого ранга уже не было, ибо Людовик XII двадцать лет назад выкупил у нее все права на герцогство Бретонское.