Цветок боли
Шрифт:
– О чем ты говоришь? – прозвучавшее для меня обвинение было настолько неожиданным, что я совершенно спокойно спросила об этом.
– И ты еще смеешь спрашивать! Хоть бы постыдилась и скрывала свое поведение от других.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь!
– О том, как ты на глазах у всех, будучи женой Норана, кокетничала с мужчинами и соглашалась на встречи с ними. Со многими уже развлеклась? Не правда ли, бал – хорошее место, чтобы обрести столько желающих уединиться с тобой?
Моя голове шла кругом от всего услышанного, и я, пытаясь это осознать, лишь переводила взгляд с лица отца на
– Папа, я не понимаю, о чем ты говоришь, – потом я вспомнила. Теперь все события бала пронеслись передо мной в невероятно ускоренном темпе. – Если ты имеешь в виду Изиса, да, я говорила с ним. Но он мой друг с детства.
– Замолчи! – с нотками истерии выкрикнула мама. – Не называй имена своих любовников! Хоть остатки стыда сохрани в себе!
– Мама, ты сама всегда одобряла мою дружбу с Изисом. Он же мне как брат. Все это время ты была счастлива, что я дружу с таким воспитанным мальчиком.
– А теперь я должна быть счастлива, что ты изменяешь с ним мужу?
– Почему ты так решила? Да кто вообще вам все это рассказал?! – я больше не могла сдерживаться, понимая, что меня грубо опорочили. Только вот почему этому верят родители, я не знала.
– Твой муж, который просто не мог выносить твоего поведения, когда ты при всех унижала его и выставляла посмешищем, кокетничала и заигрывала со всеми подходящими к тебе мужчинами.
– Муж… папа, но почему ты веришь ему? С какими мужчинами я заигрывала? Да, я разговаривала с Изисом и с теми юношами, с которыми прошло мое детство. Они подходили ко мне выразить свои поздравления по поводу моего брака с Нораном. Папа, я даже ни с кем не танцевала, зная, что это запрещено делать без разрешения мужа замужней женщине.
– Замолчи! Я что, должен поблагодарить тебя, что ты еще и не танцевала со своими любовниками? Ах, спасибо, дочка дорогая, что оказала мне честь – опозорила перед всеми, и помиловала, не стала открыто обжиматься с мужчинами, вроде как соблюдая нормы приличия.
– Хватит меня обвинять в том, чего нет! – мои щеки пылали, а саму меня трясло от возмущения. – Почему вы верите ему? Я ведь ваша дочь!
– Ты хочешь сказать, что у нас есть основания не верить Норану? Не верить твоему мужу, который все это время был заботлив и внимателен к тебе? Который сделал все, чтобы твоя жизнь была достойна и беззаботна? Он дал тебе все. Свой замок, эти наряды, которые на тебе, драгоценности, поселил в свой доме. Нам не в чем его упрекнуть. И как ты ответила ему на его заботу? Черной неблагодарностью!
– Нет, это не так! Мама, ты же помнишь, еще тогда, в первый раз, я говорила, что он бьет меня…
–Замолчи! – теперь заговорила мама, которая все это время лишь молча слушала наш с отцом диалог. – Ты, наверное, забыла, что тогда я тебе сказала о том, что нужно постараться доставить своему мужу удовольствие. Ради этого мужчины женятся на женщинах. Он дал тебе все, а взамен просил лишь малость. Но, видно, другие мужчины для тебя более ценны, чем твой муж.
Выслушав эмоциональную речь матери, я чувствовала, что теперь горят не только мои щеки, но и уши.
– Мама, о чем ты говоришь? Он избивает меня, а за удовольствиями он обращается к другим женщинам.
Повисла гнетущая тишина, и я осознала, что этими словами, слетевшими в порыве возмущения с моих губ, я подтвердила все, в чем они были убеждены.
Отец долго молчал, затем холодно произнес:
– Женатый мужчина заводит связь на стороне только тогда, когда его жена не способна удовлетворить его. Норан долго терпел тебя и только сейчас завел женщин, к которым он ездит для естественных мужских потребностей. Ты оказалась ни на что не способной. Даже в такой малости, которую он хотел получить от тебя – от своей жены.
– Значит, приводя этих женщин в дом, он не изменяет этим мне, а я, поговорив лишь с Изисом на балу при всех, уже вызвала столько упреков?!
Зачем я это сказала? Наверное, доведенная до грани, я уже и сама не знала, что говорю.
– И тебе-то самой не стыдно это говорить? – мама с ненавистью смотрела на меня. – Твой несчастный муж пользуется услугами продажных женщин, когда его жена изменяет ему. И об этом теперь знают все. Твое поведение на балу видели все представители рода, и теперь никто не вправе упрекнуть Норана в том, что он несчастен в браке и ищет утешение на стороне. Даже после бала он поехал не с тобой. Такого позора сложно придумать. Ты не наша дочь, а отродье.
Я пыталась дышать, но воздух был слишком тяжелым и застревал в горле, не проталкиваясь в легкие. Возможно, я и хотела сейчас кричать и доказывать, что все совсем не так. Но все эти возмущенные монологи были лишь в моей голове, а в реальной действительности я сидела и смотрела на лица моей семьи и понимала, что они были лишь иллюзией родных мне людей. Так как родные люди никогда не поверят во все то, во что поверили они. И вообще, почему они верили ему, а не мне? На этот вопрос у меня не было ответа.
Еще раз попытавшись дышать и понимая, что это дается мне с трудом, я все-таки нашла в себе силы и встала из-за стола.
Они не стали меня задерживать. Вообще, я чувствовала, что они рады, что я ухожу. Моя семья была рада, что я ушла. Или эти люди никогда не были моей семьей? Или я все это время жила в самообмане? Ведь когда отец известил меня об этом браке, уже тогда я почувствовала, что основным в принятии им такого решения было не мое счастье, как он меня заверял, а его интересы. Но я слишком любила отца, чтобы позволить себе подумать о нем так. А мама? Если вспоминать все моменты из моего девства, то она всегда вставала на сторону, обвиняющую меня. И пусть это были лишь мелкие и незначительные обвинения, как обзывательства девочки из другого рода, воровство яблок из сада правителя и еще масса мелких моментов, в которых я не была виновата. Только вот мама верила всем, кроме меня. Уже тогда, в детстве, я чувствовала, что не понимаю этого. Ведь яблоки своровали другие, и мама даже знала, что меня там и рядом не могло быть. Только вот она упорно обвиняла меня в неправильном поведении, а обзывательство девочки – мама тоже знала, что я никогда никого не обзывала, да она и сама видела, как меня регулярно пинали и обзывали, потому что я всегда была тихоней. Но мама поверила им, а не мне. Все это глубоко отразилось во мне из моего детства, а сейчас всплыло на поверхность, и я ужаснулась, понимая то, что, возможно, меня и не любили никогда как дочь. Хотя как можно не любить своего ребенка? Я не знала ответов на эти вопросы.