Цветок фикуса
Шрифт:
– Я не вводил… – Тарханов явно был в замешательстве. – Я не давал ложных показаний… и вообще, ее убили на телестудии, туда просто так не пускают, только по пропуску… так что ищите убийцу среди ее сослуживцев…
– Вы будете диктовать мне, как я должна проводить следствие? – проскрежетала Громова, сняв очки и сверля посетителя взглядом. – А впрочем… – Ее голос неожиданно изменился, она нажала на столе кнопку переговорного устройства и произнесла: – Ломтикова ко мне!
Видимо, этот Ломтиков сидел прямо под дверью кабинета, или подчиненные так боялись Громову, что мчались на ее зов со скоростью сверхзвукового самолета, во всяком случае, не успела Анна Николаевна выключить переговорник, как дверь кабинета распахнулась и на пороге появился маленький толстый розовощекий человечек в круглых металлических очках.
– Вызывали? – осведомился он, вытирая вспотевший лоб большим клетчатым платком.
– Ломтиков, вы вчера проводили следственные мероприятия на телевизионной студии?
– Так точно. – Ломтиков преданно смотрел в глаза начальницы. – Опрос свидетелей… осмотр места преступления и все прочее…
– Как вы прошли на территорию студии? – подала Громова следующую реплику.
– Как было приказано… не предъявляя служебного удостоверения. Подошел к дежурному на вахте, сообщил, что я приглашен в числе гостей на ток-шоу… Дежурный с кем-то созвонился, вышла такая девушка, – Ломтиков красноречивым жестом обрисовал в воздухе эффектную фигуру, – сказала: «Что же вы опаздываете? Все уже собрались», – и провела меня внутрь… Пока шли по коридору, я отстал и свернул за угол, потом переждал в туалете, а потом уже направился в нужный отдел для проведения следственных мероприятий…
– Спасибо, Ломтиков, можете идти! – милостиво разрешила Анна Николаевна.
Как только дверь за Ломтиковым закрылась, она сняла очки и уставилась на посетителя.
– Итак, Борис Григорьевич, в ходе следственного эксперимента мы установили, что проникнуть на территорию студии может любой человек, вовсе не являющийся ее сотрудником. А вы, поскольку там работала ваша жена… ваша покойная жена, – поправилась она, – вы наверняка хорошо знаете тамошние порядки, и для вас проникнуть туда не представляло никакого труда.
– Но зачем? – воскликнул Тарханов. – Зачем мне было убивать жену? У нас с ней были очень хорошие отношения!
– Вот, кстати, насчет отношений… – Громова снова надела очки, порылась в бумагах на своем столе и выхватила одну из них, как фокусник выхватывает из шляпы кролика, букет цветов или что-нибудь еще столь же бесполезное. – Вот показания вашей домработницы, Галины Лопатниковой. Она утверждает, что вы с женой жили практически как посторонние люди, между вами не было никакой близости и вы по многу дней вообще почти не встречались…
– Эта идиотка свихнулась от бесконечных телесериалов! – выпалил Тарханов. – Что она понимает?! Мы с женой прожили вместе много лет, и, конечно, у нас сейчас не медовый месяц, но отношения вполне приемлемые!
– Интересно, интересно! – пробормотала Громова и сделала в своих бумагах какую-то пометку. – Сколько, говорите, лет вы прожили с женой?
– Пять… пять с половиной… – проговорил Тарханов после секундного раздумья.
– Вы считаете – это много? – На лице Громовой появилось удивление.
– Я не понимаю – вы что, пригласили меня, чтобы обсуждать мои семейные отношения?
– Ваша жена убита! – проскрежетала следователь, сняв очки и обдав посетителя холодом. – И я буду выяснять все, что сочту нужным, чтобы найти ее убийцу!
– Извините, – стушевался Борис, – я не совсем верно выразился… Разумеется, я тоже хочу, чтобы убийца был найден… но вы понимаете, что у меня не было никакого мотива…
– Как раз мотив у вас был, – негромко ответила Громова и снова уставилась в свои бумаги.
Она молчала, перебирая записи, и Тарханов нервничал все больше и больше. Когда тишина стала невыносимой, он наконец прервал ее, проговорив:
– Какой?
Громова подняла на него удивленный взгляд, как будто забыла о его присутствии в своем кабинете.
– Что – какой?
– Вы сказали, что у меня был мотив… Что вы имели в виду?
– Ах мотив! – протянула Анна Николаевна и потянулась, как кошка, изловившая особенно крупную мышь. – Мотив найдется, стоит только как следует поискать. А уж я поищу, можете не сомневаться! – Она сняла очки и наградила Тарханова многообещающим взглядом.
Шурочка спиной открыла дверь и попыталась выйти в коридор. Руки у нее были заняты подносом с грязной посудой. Как обычно, никто из журналистов, операторов и прочих сотрудников студии, каждые пять минут требовавших от нее кофе, не удосужился вымыть свою чашку, и эта почетная миссия снова досталась ей.
Придерживая дверь плечом, Шурочка попыталась развернуться, и тут на нее кто-то налетел. Она взвизгнула, поднос накренился, пирамида из грязных чашек сползла на край… Шурочка уже предчувствовала, как все это великолепие рассыпается по полу грудой осколков, но тот человек, с которым она столкнулась, неожиданно ловко перехватил поднос и привел его в устойчивое положение. Шурочка облегченно вздохнула и подняла на своего спасителя глаза.
Это был маленький толстый розовощекий человечек в круглых металлических очках, с выражением мягкого укора на лице.
– Что же вы так много посуды нагрузили? – спросил он Шурочку, придерживая дверь.
– А вам-то что? – неожиданно для самой себя огрызнулась вежливая Шурочка. – И вообще, что вы тут делаете? Вас на ток-шоу к Яблокову пригласили? Так это в четвертой студии, налево по коридору…
– Я не к Яблокову, я к вам! – кротко ответил толстяк. – Давайте мы этот поднос куда-нибудь поставим, а то мне на него страшно смотреть…