Цветок фикуса
Шрифт:
– Ко мне? – недоуменно переспросила Шурочка. – Вы ничего не перепутали?
Она была личностью настолько незаметной и незначительной, что сослуживцы вспоминали о ней только в двух случаях: когда хотели кофе или когда нужно было кого-то послать в другой конец города с мелким и неприятным поручением. Поэтому сама мысль, что кто-то, пусть даже такой неказистый человечек, пришел именно к ней, показалась ей совершенно удивительной.
– Нет, Шурочка, я ничего не перепутал. – И толстяк показал ей служебное удостоверение.
– Ломтиков Георгий Михайлович, – прочитала Шурочка.
Фамилия «Ломтиков» очень подходила ее новому знакомому.
– И чего вы от меня хотите, Георгий Михайлович? – испуганно осведомилась девушка.
– Георгий Михайлович – это очень длинно… можно просто Гоша. – Он поставил поднос на свободный стол и повернулся к секретарше: – Вы ведь хорошо знали Елену Андреевну Серебровскую?
При упоминании покойной Шурочкины глаза немедленно наполнились слезами. Она хлюпнула носом, достала кружевной платочек и уткнулась в него.
– Она быва такая свавная… – прогундосила девушка, собираясь со вкусом разрыдаться.
– Не плакать! – неожиданно резко прикрикнул на нее Ломтиков.
Он совершенно не выносил женских слез и довольно давно сделал важное открытие: если женщина собирается заплакать, ни в коем случае не нужно проявлять мягкость и чуткость, это только укрепит ее в намерении. Ведь так приятно поплакать на плече у заботливого, внимательного человека! Вот если проявить неожиданную строгость и решительность, то можно избежать потока слез.
И действительно, Шурочка удивилась и раздумала плакать. Вместо этого она вытерла глаза и вполне членораздельно повторила:
– Она была такая славная! И посуду сама мыла… иногда. И вообще… она меня замечала!
Шурочка снова шмыгнула носом, и Ломтиков поспешил поменять направление ее мыслей.
– А правда, что в день убийства ее вызывали на ковер к начальнику и ей от него здорово досталось?
– Я… я ничего не знаю… – забормотала Шурочка, опасливо оглянувшись на дверь. – Я ведь просто секретарша…
– Вы очень толковая и наблюдательная девушка! – польстил ей Гоша. – И вообще, секретарши… то есть офис-менеджеры, знают всегда больше всех!
– Ну да… Михалыч… то есть Игорь Михайлович, ее в тот день вызывал… – неохотно призналась Шурочка. – Он был очень не в духе… говорят, даже грозился уволить…
– Вот как! – Гоша заметно оживился. – А за что – вы, случайно, не знаете?
– Это все из-за Поздняковой! – выпалила Шурочка и только тогда спохватилась, что сболтнула лишнее. Но слово – не воробей, и Гоша моментально за него зацепился.
– Из-за Ольги Васильевны Поздняковой? – уточнил он, придвинувшись к Шурочке и взяв ее за руку.
– Я… я ничего не знаю… – забормотала девушка, пряча глаза и снова собираясь зарыдать.
– Не плакать! – опять прикрикнул на нее Ломтиков. – Мы уже выяснили, что вы очень информированная девушка и охотно помогаете следствию. И еще – вы хорошо относились к покойной Серебровской и хотите, чтобы ее убийцу поймали. А значит, вы должны рассказать мне все, что знаете…
– Но Михалыч меня растерзает! – испуганно пропищала Шурочка. – Он меня сотрет в порошок!
– Не позволим! – успокоил ее Ломтиков. – Не беспокойтесь, мы никому не дадим вас в обиду. Содействие следствию – долг каждого гражданина, и если ваш Михалыч попытается оказывать на вас давление – только скажите мне…
В голосе Ломтикова прозвучала угроза, и Шурочка поняла, что этот невысокий толстенький человечек вовсе не так робок и безобиден, как кажется.
– Лена… Серебровская делала передачу про Позднякову, – начала Шурочка. – Один выпуск уже дали в эфир, но у нее были материалы на целый цикл передач… Она провела журналистское расследование и говорила, что там – настоящая бомба… Но Михалычу кто-то позвонил, он, видно, перепугался и распорядился всю эту серию прекратить, а Лену решил сделать крайней… то есть все свалить на нее…
– А кто ему позвонил – вы, случайно, не знаете?
Шурочка решила, что и так уже наговорила много лишнего и что еще несколько слов уже ничего не изменят.
– Ему звонил Никулин… пресс-секретарь Ольги Васильевны Поздняковой. После этого Михалыч вызвал к себе Лену… Елену Андреевну… ну а потом случилось… вы сами знаете что… – И Шурочка снова захлюпала носом.
– Интере-есно! – протянул Ломтиков, и на его круглом лице отразилась интенсивная работа мысли. – А вот вы сказали, что Серебровская готовила целый цикл передач про Позднякову. А какие-то материалы у нее уже были подготовлены?
– Ну да… – Шурочка понурилась. – Четыре кассеты… она больше месяца занималась этой темой…
– Четыре кассеты? – Глаза Ломтикова алчно загорелись. – А где она хранила эти кассеты? В своем рабочем столе?
– Хранила… – Шурочка тяжело вздохнула. – Только Михалыч все это забрал…
Игорь Михайлович, или Михалыч, как называли его сотрудники, очень гордился своей фамилией. Фамилия его была Громыко. Кроме того что она сама по себе звучала громко и как-то внушительно, она еще носила некоторый исторический оттенок. Эту звучную фамилию носил советский министр иностранных дел, долго и успешно возглавлявший международную политику одной шестой части суши. Когда новые знакомые узнавали фамилию Михалыча, они с интересом спрашивали: «А вы, случайно, не родственник?»
Михалыч это предположение не подтверждал, но и не опровергал. Он придавал своему лицу загадочный вид, позволяя собеседнику самому делать выводы из этого многозначительного молчания.
Но эти маленькие развлечения Игорь Громыко позволял себе в спокойные, благополучные периоды. Сейчас же у него был период крайне беспокойный. Мало того что чрезвычайно влиятельная женщина Ольга Позднякова угрожала ему серьезными неприятностями, которые она сама, а особенно ее муж, действительно запросто могла Игорю организовать, так еще и Лена Серебровская, из-за которой заварилась вся эта каша, подкинула родной телестудии подлянку, дав себя убить буквально на рабочем месте.