Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II

MadameD

Они крепко обнялись, и Хепри заплакал. – Ты лучшая женщина, - прошептал он. – Ты лучшая мать. Прости.

Тамит поцеловала его и нежно утерла пальцами его слезы.

– А ты лучший юноша, - шепнула она.

“Твой лучший юноша – это твой любовник”, - подумал Хепри. Он отвернулся, и с лица матери сошло любящее выражение при виде этого.

– Ты никогда не сделаешь мне зла? – вдруг спросил он. Тамит вздрогнула.

– Ну конечно, нет. Когда мать причиняла зло своему ребенку? – сказала она.

Хепри

постарался поверить этому; они снова обнялись. Прижавшись к плечу Тамит и закрыв глаза, он вдруг понял, что продолжал бы любить ее, даже если бы она причинила ему зло, даже если бы захотела его смерти. Потому что прежде она дала ему жизнь. Именно она подарила ему самого себя…

– Что ты намерена делать? – тихо спросил Хепри. Он покосился на Аменемхета: красивый сильный молодой господин стоял вполоборота к ним, охраняя их. Хепри сжал кулаки.

– Я намерена любить моего и твоего господина, - нежно прошептала Тамит и поцеловала сына; тот вздрогнул. – А еще я намерена любить твоего брата. Ты не забыл, что у тебя есть брат?

Еще бы он мог такое забыть.

– Если я нужен тебе – скажи, - прошептал Хепри.

Несмотря ни на что, он любил ее. Он любил ее.

– Пока, - прошептала Тамит, - мне нужно только, чтобы ты не гнал от себя наших господ. Это нужно и тебе, дурачок. Неужели ты не понимаешь, что один ты не сможешь ничего?

– А может, мне и не нужно… - сказал Хепри и замолчал, увидев, как исказилось ее лицо.

– Ах, тебе не нужно. Ты сам себя родил, как Атум, что можешь следовать только своим влечениям? Ты унижаешь свою мать! – шепотом крикнула она.

“Ты хочешь сказать, что ты сама себя не унижаешь таким невиданным распутством?”

Матушка вдруг привлекла к себе его голову и дохнула в ухо:

– Не думай, что твои благородные господа поднялись благородной дорогой. Так не бывает, неужели ты все еще не понял?

Понял. Вернее, все, что он видел, говорило об этом – что взыскующие богатства и почестей лгут, крадут, помогают друзьям в обход более достойных… продают сами себя…

Он встретился взглядом с матерью.

– Я не хочу верить, что это так, - прошептал он.

Тамит с сожалением пожала плечами.

– Тогда ты все еще маленький ребенок, - сказала она. – Жаль. Ты казался мне мужчиной.

– Тамит! – услышала она оклик.

Ее звал ее господин. А вот он и подошел – гневный, решительный, приготовившись распечь и разделить мать и сына, как своих слуг.

– Что вы так задержались? Неужели не понимаете опасности? – приглушенно воскликнул Аменемхет.

Тамит улыбнулась и, обвив руками шею молодого господина, поцеловала его в губы. При сыне.

А потом посмотрела на Хепри, под защитой обвившей ее талию сильной руки, и сказала:

– Моему сыночку нужно поспешить.

Хепри, уходи, ты подвергаешь нас опасности.

Нас – это ее с Хепри?

Нет, ее с любовником. Тамит улыбнулась, не отводя глаз, ясно давая юноше понять, что не намерена стыдиться его.

Аменемхет слегка покраснел, но только крепче прижал к себе женщину и поднял голову, глядя на друга в упор. Этот господин сделался настоящим господином, воплощением Маат в своем доме, стать которым он когда-то обещал Хепри…

Хепри поклонился и пошел. Он вдруг испугался, что не вспомнит дороги или набредет на стражников – но даже не остановился, шагая твердо и одиноко. Он услышал за спиной то, чего боялся сейчас больше стражников – топоток ног Меритамон.

– Постой, - слегка задыхаясь, сказала красавица. – Не веди себя глупо. Пойдем, я тебя провожу.

Он ничего не сказал, не поглядел на нее, хотя это было очень грубо – но Хепри надеялся, что Меритамон отступится.

Что бы ни говорила мать. Он не будет губить эту госпожу.

Хепри чувствовал, что Меритамон хочется взять его за руку, но она сдерживалась – тем более, что побаивалась его холодности, которая могла обернуться грубостью. И прекрасно. Пусть боится.

Меритамон отворила перед ним неприметную калитку, о которой не знал никто, кроме господ, и он, не простившись, выскользнул наружу, в глубокую ночь. Все. Если дальше смерть – то только для него одного.

Он увидел движение, белый промельк сбоку, и рядом очутилась тяжело дышащая, злая Меритамон.

– Почему ты так груб со мной? – шепотом выкрикнула она.

Он чуть не бросился бежать от этой женщины, но гордость и гнев удержали его.

– Почему ты так себя ведешь? – таким же шепотом выкрикнул он, впиваясь взглядом в ее глаза – хотя было так темно, что Хепри не видел ничего, кроме овала лица и белого платья.

– Потому что ты ужасен, - ответила Меритамон. – Почему ты так обижаешь меня?

– Ты как дитя, ты ничего не понимаешь, - сказал он.

Меритамон неподвижно стояла перед ним, бурно дыша и чего-то ожидая. Да, она ничего не понимала – не потому, что была глупа, а потому, что не хотела понимать.

– Я хочу, чтобы ты мне сказал, любишь ли ты меня, - приказала она наконец. – Ты любил кого-нибудь до меня?

Он покачал головой.

Зачем тебе эта игрушка, госпожа? Ты натешишься мною и забудешь, подумал он.

– Нет, я никого не любил до тебя, - сказал Хепри. – Я люблю тебя одну и думаю о тебе одной, хотя я стал от этого хуже моей матери.

Меритамон подошла к нему и обняла – две маленькие фигурки у высокой стены, разделяющей их; стены, которую не преодолеть.

– Я тоже никого не любила до тебя, - прошептала она. – И сейчас никого не люблю.