Цветок сиреневой луны
Шрифт:
— Лунная… Не может быть… — потрясенный шепот, похоже, директора.
Меня куда-то несут. Мне тепло и удобно, и я засыпаю.
Глава 18
Просыпаясь, отчетливо чувствую прижавшееся ко мне сильное горячее тело. Кожа к коже. Я знаю эту кожу, помню и люблю её вкус и запах. Не открывая глаз, переворачиваюсь и целую всё, что попадается под мои блуждающие губы. Слышу, как ускоряется дыхание и сильные руки начинают танец на моей коже. Губы Рами встречают мои сначала нежно, едва касаясь. Но мне этого мало, и я сама целую его
— Хочу тебя, Лена. Как же сильно я хочу тебя, — в голосе Рами и шёпот, и стон. — Не знал, что можно кого-нибудь ТАК хотеть.
Открываю глаза и встречаюсь с его затуманенным, уже совершенно безумным взглядом. Моё собственное тело горит и дрожит, уже желая ощутить его внутри. Я открываюсь ему навстречу, обхватываю его ногами, вжимаю в себя. Рами буквально ныряет в моё тело, погружаясь до упора, до самого дна, кричит, не в силах сдержаться. А на меня опять накатывает разрушительная волна, от одного только его проникновения, и я кричу вместе с ним. Рами отпускает себя, не сдерживаясь, не помня себя, почти разрывая моё тело, целуя, кусая, упиваясь. Да, и это я помню. И этого я хочу. Мы настолько глубоко друг в друге, что больно, что кажется, больше никогда нам не быть разными существами — мы одно сердце, одно дыхание, один крик, один общий опустошающий взрыв. Тяжелое тело Рами, обмякнув, прижало меня к кровати. Мне это нравится. Судороги еще пробегают по телам и не понять, в чьем заполненном до краёв наслаждением теле они рождаются, а в чьём гаснут. Мы всё ещё одно целое…
— Я так скучал, Лена… — хриплый шёпот Рами ласкает ещё чувствительную кожу. — Так хотел тебя… Каждый день хотел вернуться… Прикоснуться ещё хоть раз… Каждую ночь во сне мы опять занимались любовью… Не хотел просыпаться. Что ты со мной сделала, моя ведьма?
Рами перевернулся, притягивая моё тело к себе на грудь.
— А еще у меня были сны, где я видел тебя с другими… И, просыпаясь, хотел убить кого-нибудь… Всех. — Рами засопел, видимо, решаясь. — Лен, у тебя был кто-нибудь после меня?
Ох уж мне эти мужики!
— Рами, вот зачем ты об этом спрашиваешь?
— Так не может больше продолжаться, Лена. Мы нужны друг другу. Ты моя, Лена.
— Рами, к чему начинать этот разговор? Это ведь ты несвободен. — Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает.
— Лена, это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы ты была со мной и все об этом знали. Знали, что ты только моя.
Я вскочила. Вот почему мужикам нужно всегда всё портить, везде расставить метки и определить границы. Отошла к окну.
— Не могу понять, чего ты от меня хочешь. — Я уже не сдерживала раздражения, давая ему прозвучать в своём голосе.
— Хочу, чтобы ты стала моей официальной возлюбленной, — твердо сказал Рами.
Меня прямо колотить
— Милый, а как же остальные, неофициальные, не обидятся? Или нас таких официальных много — ещё одну никто и не заметит? — не могу понять, почему так больно и несёт меня.
— Лена, не говори глупостей. С тех пор, как тебя встретил, вообще на других смотреть не могу!
— А что так?
— Я только тебя хочу. Никогда такого не испытывал. — Рами потянулся ко мне, но я уклонилась от его рук. — Лена, ну что не так-то?
— Да всё не так! — Вот бешусь сама не пойму почему. — Ты решил: раз у тебя больше ни на кого не встает, то ты имеешь право застолбить меня как собственность? Меня, по-твоему, должен привести в восторг статус твоей официальной телогрейки?
— Лена…
— Да что Лена! Хочешь, чтобы на меня пальцами тыкали и посмеивались вслед? — уже ору на него, не сдерживаясь.
— Да почему же так? Статус моей возлюбленной очень престижен.
— Престижен? Престижно то, что когда женишься, вся страна будет знать, что именно в мою постель ты приходишь после того, как супружеский долг исполнишь? И все вокруг будут знать, что я стою у окошка и жду, пока ты будешь жену свою…
Не знаю, почему мне так горько. Ну чего я от него хочу? Всё ведь знала с самого начала. Только что делать, если так горько оттого, что не мой до конца, до самого донышка… Никогда такого не хотела в жизни и вот, поди ж ты, случилось — ревную, хочу для себя без остатка.
— Лена, ну скажи, чего ты хочешь? — Рами подошёл ко мне сзади и обнял. Так хорошо в его руках, так тепло. — Я должен жениться, этого не изменить. Но я не люблю её, а она меня. А ты мне нужна… Очень нужна. Дышать тобой хочу.
Я отстранилась. Не выйдет ничего. Не сумею я так. Будет только больно обоим. И с каждым разом только хуже и хуже.
— Уходи, Рами, — холодно говорю, не оборачиваясь.
— Лена, пожалуйста.
— Уходи, Рами.
— А помнишь: тогда говорила, что никогда не прогонишь? — с мягким упрёком напоминает мне.
— Говорила. Соврала, значит.
— Лена, тебе ведь хорошо со мной.
Чувствую: не уйдет сейчас — расплачусь и сломаюсь. Соглашусь на всё — быть любовницей, подстилкой, хоть кем. Лишь бы смотрел так опять, лишь бы опять так близко тело к телу… Нет, не сломаюсь. Лучше сама ударю. Делаю каменное лицо.
— А с чего ты взял, что мне только с тобой ТАК хорошо, Рами?.. — вливаю в голос столько яда, сколько только могу собрать.
Его лицо темнеет, глаза загораются мрачным пламенем. Губы, что целовали меня, каменеют, стягиваясь в напряженную линию.
— Шлюха! — выплёвывает он и, отвернувшись, одевается.
— Ведьма, милый. — И за ним закрывается дверь.
Вот теперь можно. Сажусь голая на пол, обхватываю колени и позорно рыдаю. Тихонько входят Рина и Соли. Рина накрывает меня покрывалом, а Соли садится рядом и обнимает за плечи.
— Не плачь ты, Ленка. Все они Варандо такие. Одна семейка. Поиграл и бежать. — пытается утешить меня Соли.
— Соли, я люблю его. И прогнала, — вою как белуга.
— Зачем, Лена? — Рина садится напротив на пол.