Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
— Что ты болтаешь, какая еще бумага? — недовольно рявкнул одноглазый.
Действительно, за поясом убитого трепыхался окровавленный клочок.
— Прочти, что там написано, — приказал старший, поправляя повязку на глазу.
Толстый нехотя сполз с седла, брезгливо вытащил бумагу и стал читать, запинаясь на каждом слове:
— «Габбар Сингх! За одного убитого тобой мы убьем четверых!» — Поглядев на одноглазого, он повторил: — Четверых! Хорошо, что нас пятеро…
— Не болтай глупостей, — буркнул старший. — Их там всего двое, Габбар раздавит их. Лучше посмотри, кто убит. Хозяин не прощает, когда убивают его людей.
Поддев лежащего носком запыленного сапога, толстяк перевернул его и удивленно выпучил глаза — на него смотрел ствол револьвера. Это было последнее, что бандит увидел. Виру нажал на курок и тут же ожил второй убитый — Джай. Он вскочил, выпуская пулю за пулей во всадников. Через несколько секунд все было кончено. Всхрапывающие лошади носились по лощине, вместо лжеубитых на земле валялись четыре трупа, как и было обещано в записке.
— Был еще пятый, — тихо сказал Джай.
Виру направился к вросшему в землю валуну, одним прыжком вскочил на него. За камнем спрятался последний из отряда, раненный в плечо. Увидев Виру, он бросил оружие и поднял руки, морщась от боли.
— Мы решили тебя помиловать, — сказал подошедший Джай. — Иди к своему хозяину и расскажи все, что увидел. Пусть он знает, что мы своих слов на ветер не бросаем.
Скомкав бумагу, Габбар отбросил ее в сторону, круто развернулся на каблуках и подошел к раненому. Тот стоял, понурившись, держась ладонью за простреленное плечо. Главарь остановился перед ним, смерил оценивающим взглядом, как бы прикидывая — а не добить ли этого вояку? Потом перевел налитые кровью глаза на четыре трупа, привязанные к седлам, и решил, что его потери, пожалуй, и так слишком велики.
Заложив руки за спину, он пошел мимо стоящих в ряд четырех коней с убитыми бандитами, как бы принимая парад мертвецов. Габбар с профессиональным интересом оглядывал пулевые отверствия, отмечая, что на каждого было истрачено всего по одному или два патрона.
— Так, так, — с тихой угрозой вымолвил главарь, — значит, они объявили мне войну, мне — Габбар Сингху! Мы еще посмотрим, чья возьмет! — Присев на камень, хлестнул по нему накрученным на кулак ремнем. — Давно мне не попадались достойные противники. Да, я получу большое удовольствие, когда покончу с ними, а потом мы сожжем дотла эту проклятую деревню. Габбар Сингх никому ничего не прощает! — взорвался главарь. — Никогда!
Державшийся из последних сил на ногах раненый бандит вдруг покачнулся и рухнул на камни.
— Уберите эту падаль! — приказал главарь, довольный впечатлением, которое произвели его слова.
К упавшему подбежали двое бандитов. Они схватили его за руки и потащили по земле, не заботясь о том, как он при этом себя чувствует.
Габбар подошел к лошади, сдвинув труп, достал из седельной сумки свежую лепешку, привезенную из деревни, и стал с аппетитом есть, обдумывая планы мести. Вскоре на лице его появилось довольное выражение.
— Эй, где наш лазутчик? — крикнул он, швыряя недоеденный кусок лепешки. — Где Гупта?
— Я здесь! Только что вернулся из Рамгара, — угодливо согнулся маленький человечек с неприметной внешностью, одетый, как зажиточный крестянин. Это был опытный разведчик. На счету Гупты было не одно ограбление, совершенное по его наводке. Тихий, серый, как мышь, он бродил повсюду, все вынюхивал и выведывал. Пройдя незаметно по какой-нибудь ярмарке, он исчезал, а потом туда вдруг наведывались бандиты, без лишних поисков вытряхивая деньги из карманов расторговавшихся крестьян. Он всегда приносил ценные сведения, и сейчас работал в Рамгаре, отложив все дела.
— Ну, что там происходит? — спросил Габбар. — Я думал, тебя уже повесили на площади. — Он громко рассмеялся.
Увидев хорошее настроение хозяина, Гупта захихикал и, сложившись пополам, забормотал на ухо:
— Кое-кто на меня косился, заметили, что я чужак, но я успел все разведать.
Склонившись еще ниже, лазутчик стал что-то нашептывать главарю. Тот заулыбался, довольный услышанным, и хлопнул его по плечу с такой силой, что Гупта чуть не упал.
— Молодец! — похвалил его главарь. — Хорошо, что тебя не повесили — ты достоин принять такую честь из рук своего хозяина.
Гупта угодливо захихикал, расценив это как удачную шутку.
— Смотри, — вдруг помрачнел Габбар, — если ты ошибся, я сам о тебе позабочусь. Откуда ты это узнал?
— Подслушал, командир. Сведения совершенно точные, можете не сомневаться.
Лазутчик даже немного оскорбился, когда его заподозрили в плохой работе. Он был шпионом по призванию, если бы даже ему не платили за службу, Гупта делал бы свое дело из любви к искусству.
— Смотри, отвечаешь головой. Слишком много у меня развелось бездельников, которые даже не могут вовремя нажать на курок, — главарь презрительно посмотрел на четырех убитых. — Уберите их, — закричал он вдруг, так что надулись жилы на бычьей шее. Габбар поморщился — ветер потянул в его сторону. — Они и после смерти мне досаждают.
Разбойники поспешили выполнить приказ командира. Тот подозвал к себе нескольких самых лучших воинов:
— Отправляйтесь в Рамгар! Если не выполните задание, пощады не ждите…
Утро обещало прекрасный день. Виру вышел на каменные ступени, ведущие из усадьбы в деревню. Жизнерадостно потянувшись, он посмотрел на ряды домов, крытые пальмовыми листьями, а кое-где и черепицей, на светлые завитки дымков, поднимающихся от домашних очагов. Босоногий мальчик гнал по улице стадо коричневых коз, усердно подстегивая их хворостиной, женщины в простых скромных сари несли латунные кувшины с водой, проскрипела повозка, запряженная серо-синим буйволом со сбитым рогом.
— Хорошо! — воскликнул Виру, вдыхая свежий воздух. Никогда раньше он не жил в деревне — там для него не было работы, и теперь с удовольствием привыкал к сельской жизни.
Ему все здесь нравилось. Люди в Рамгаре жили спокойной размеренной жизнью, если не считать набеги бандитов. Они знали, что им делать, как жить без суеты, не растрачиваясь на мелочи. Здесь ценились простые радости жизни — люди радовались плодородному дождю, хорошему урожаю. Все это было так не похоже на город, что Виру часто сравнивал, и все больше сравнения его оказывались в пользу деревни.