Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
— Отчего же?
— Я иногда пытаюсь представить свое будущее — и не могу. Словно в дымке — не разобрать деталей.
— Все будет хорошо, поверьте.
— А вы откуда знаете?
— Умею заглядывать в будущее.
— И в мое?
— Да, конечно.
— И что же ждет меня?
Мина поддержала шутливый тон юноши, но сейчас ей хотелось, чтобы он действительно оказался прорицателем, и она ждала ответа с непонятным ей самой волнением.
— Все у вас будет хорошо, — торжественно произнес Махеш.
Он даже закрыл глаза, чтобы ничто
— Хорошая работа, — продолжал он. — Дружная семья. Счастливые годы, ничем не омраченные.
Он споткнулся и едва не упал.
— Как видите, будущее я вижу лучше, чем то, что происходит у меня под носом.
— И вы думаете, я вам поверила?
— Конечно.
— Вот как? И откуда же такая уверенность?
— Всегда хочется верить в лучшее. Ведь так?
— Да, — согласилась девушка.
Улица, по которой они шли, была застроена одно- и двухэтажными домами, огороженными высокими заборами. Здесь было тихо и уютно, как бывает в ухоженных кварталах.
— Вы живете где-то здесь?
— Да. Вон тот дом с плоской крышей, видите?
— Это ваш дом?
Мина засмеялась, будто этот вопрос застал ее врасплох.
— Да, — сказала она после паузы. — Я в нем живу.
Они остановились у ворот.
— Я бы все-таки хотел сдать ваш велосипед в починку.
— Спасибо, не надо. Я сделаю это сама.
— Вы не сердитесь на меня?
— Сержусь? — улыбнулась девушка. — Что вы, нисколько. Спасибо вам.
Сейчас она выглядела несколько смущенной.
— Я ведь даже не знаю, как зовут вас, — в раздумье проговорила она.
— Это лишнее, наверное. Мы сейчас расстанемся и вряд ли увидимся когда-нибудь.
— Мало ли. Бывают же случайные встречи.
— Я приезжий. И скоро уеду. Экзамены сдал, в университете у меня нет теперь никаких дел.
— А прощальный вечер? Послезавтра. Вы разве не будете на нем?
— Какой прощальный вечер?
— Ну как же, будет большой концерт для выпускников.
— Я не знал. Ради такого события стоит задержаться в этом городе. Вы ведь тоже там будете?
— Конечно.
— Тогда до встречи! — сказал повеселевший Махеш. — Значит, послезавтра?
— Но вы забыли назвать свое имя.
— Махеш.
— Красивое имя.
— Ах, не надо таких слов!
— Вы меня передразниваете?
— Нисколько!
Раздался скрип, створка ворот медленно открылась, и две любопытные детские рожицы — мальчика и девочки — показались в образовавшемся проеме.
— Мина, здравствуй, — сказал мальчик, но смотрел при этом не на девушку, а на Махеша.
В его глазах застыли ехидство и подозрительность.
— Это ваши брат с сестрой?
— Да.
— Довольно любопытные дети.
Девушка улыбнулась:
— Мягко сказано.
— Прощайте, — сказала она.
— До встречи, — поправил ее Махеш.
ДЯДЯ, ТЕТЯ, НЯНЯ И ДРУГИЕ
Мина почти не помнила своих родителей. Точнее, маму она не помнила совсем — та умерла при родах. Мина родилась здоровой, крепкой и прожила со своим отцом целых три года. Отца она помнила высоким и сильным, с черными пушистыми усами, и очень добрым. Единственное, что осталось у Мины из воспоминаний о том периоде жизни: отец вечером приходит домой, Мина бежит ему навстречу и, добежав, утыкается личиком в ноги отцу, а он тут же подхватывает ее на руки и подбрасывает к высокому потолку. В такие мгновения девочка испытывала самый настоящий страх, а затем заботливые и надежные руки отца опять принимали ее, и не было во всем мире ничего более родного и радостного.
А потом в один из вечером отец не вернулся, как обычно, а слуги были суетливы и несчастны, и никто не мог объяснить малышке, где ее папа. Она так и не увидела его больше, и только много позже, когда она подросла, ей сказали, что отец погиб в автокатастрофе.
Ее взял в свой дом младший брат отца. Он лишь недавно женился, и Мина заменяла ему собственных детей, которых у него пока не было. Молодая жена дяди особого восторга с появлением Мины в доме не выказывала, но и перечить не посмела, боясь людской молвы, готовой осудить всякого, кто посмеет обидеть сироту.
Так и росла Мина в доме своих родственников, не лишенная крова и хлеба, но и не видящая родительской ласки. У дяди один за другим родились два ребенка — мальчик и девочка. Ему теперь было о ком заботиться, он и заботился о них, а Мина росла как бы отдельно — она же была не его дочь. Тетя быстро уловила изменения в настроении мужа и, как могла, постаралась выставлять племянницу мужа в не очень приглядном свете, тем более что это было совсем нетрудно: порванное нечаянно платье или оброненный за завтраком кусок лепешки, — мало ли прегрешений можно заметить за ребенком и превратить их едва ли не в трагедию.
Поначалу дядя, чувствуя, что девочка не так уж и виновата, и пытаясь ее защитить, говорил жене:
— Ну что ты, право? Она же ребенок.
— Ребенок, — кивала жена. — Я уже молчу о том, что это не наш ребенок, ладно, пусть. Но если она живет в нашем доме и ест наш хлеб… — При этих словах голос тети достигал трагического накала: — … если ест наш хлеб, то она должна вести себя так, как ведут порядочные и послушные дети во всех семьях. Мы кормим ее, обуваем, одеваем! А что взамен?
В эту минуту ей самой Мина казалась исчадием ада.
— А она! — кричала женщина. — А она!..
— Ну ладно, ладно, — успокаивал ее муж.
Он не переносил женских слез.
— Мы относимся к ней, как к собственной дочери, — продолжала жена. — И все — за наш счет. После ее отца осталось двадцать тысяч рупий… — При упоминании о деньгах она начинала кричать еще сильнее: — … но мы ни рупии оттуда не взяли. Все, все за наш с тобой счет! И после этого она еще рвет платья!
Становилось ясно, что с этой девчонкой надо основательно разобраться. Что такое, в самом деле? Как она смеет?