Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
Свободных мест уже почти не оставалось. Махеш с трудом нашел одно в середине зала, сел, оглядываясь, в поисках своей новой знакомой, но тут бархатистый занавес пошел вверх, все захлопали, и Махеш стал смотреть на сцену, где уже появился конферансье.
Это был человек в университете известный: он вел все концерты, которые проходили в этих стенах, и его появление тоже было грустным напоминанием — и меня вы видите в последний раз, друзья, — и поэтому ему хлопали с чувством, не давая возможности начать концерт.
Ведущий мог бы объявить скороговоркой первый номер и уйти, но сегодня он не имел права использовать этот испытанный прием, он прощался с присутствующими в зале, а они прощались с ним. Он заговорил мягким вкрадчивым голосом, почти зашептал в микрофон, и это подействовало: волна аплодисментов откатилась к задним рядам и там погасла, уступив место тишине, и в этой тишине сейчас был слышен только голос ведущего.
Он напомнил всем о пяти годах, проведенных в университете, сказал, что эти воспоминания останутся с ними на всю жизнь. Еще он предположил, что учеба дала присутствующим так много, что впереди их ждет одно только светлое будущее, где нет места печалям.
Все это были слова, которые повторяются из года в год на всех подобных мероприятиях, но каждый раз для присутствующих они звучат по-особенному, накладываясь на охватившее их состояние грусти от скорого расставания.
Концерт начался с песни, щемяще-грустной, словно задающей тон всему вечеру.
Махеш повернул голову и вдруг увидел Мину. Девушка сидела от него совсем недалеко, через два ряда, и смотрела на сцену с интересом и, как казалось Махешу, немного печально. Свободного места рядом с ней не было, и пришлось ждать перерыва, чтобы подойти и поздороваться.
Девушка улыбнулась, увидев Махеша, еще секунду назад ее лицо было грустно-задумчиво, и вдруг — как всплеск, как метнувшийся луч солнца — улыбка.
— Здравствуйте, — сказала Мина. — И вы здесь?
Она хотела добавить, что рада видеть своего нового знакомого, но промолчала, немного смутившись.
Выпускники потянулись к выходу.
— Пройдемся, пока не началось второе отделение? — предложил Махеш. — Здесь немного душно, правда?
Они вышли на улицу. Солнце спряталось, быстрая южная ночь бесшумно захватила город. Свет фонарей на аллеях казался призрачным — настолько слаб он был перед чернотой ночи.
— Вам нравится концерт? — спросила девушка.
— Нравится, да, — ответил Махеш чуть задумчиво. — Но веселья нет.
— И у меня. А почему, как вы думаете?
— С нами прощаются.
— Кто?
— Эти стены, деревья. Они знали нас долгие пять лет. Теперь нам на смену пришли другие, а мы уйдем. Оттого и грустно.
— Но мы ведь все это возьмем с собой.
— Вот как?
— Конечно. Будем помнить.
— Это не то, — покачал головой Махеш. — Воспоминания тоже будут покрыты налетом печали. Так вспоминают детство, когда еще очень многого не знаешь и тебе дано великое право быть беззаботным.
— А разве мы с вами не беззаботны? Ведь все впереди у нас.
— Да, все впереди. Кстати, а почему мы до сих пор на «вы»?
— Не знаю, — пожала плечами Мина. — Давай перейдем на «ты».
И сразу повисла пауза. Она была ощутимо тяжелой, набухала от втекающего в нее времени, превращаясь в огромных размеров шар, и этот шар Мина проткнула одним вопросом-уколом:
— А ты всегда так печален?
— Я? Печален? — встрепенулся Махеш. — Вот уж нет! Это все ночь, она насылает на нас такое настроение.
Он взял девушку за руку, очень легко, так, что казалось, он почти ее не касается, и увлек за собой в просторное и ярко освещенное фойе. Здесь было шумно и бестолково, продавали мороженое и сладости, кто-то собрал вокруг себя толпу и рассказывал что-то интересное, слов было не разобрать, и только смех позволял догадываться о том, чем рассказчик привлек слушателей.
Махеш купил две порции мороженого и вернулся к своей спутнице.
— Кстати, — сказал он, — свой последний экзамен я сдавал одному очень интересному профессору. У него привычка спать на экзамене, и, когда ему отвечаешь, главное, что от тебя требуется, — говорить негромко и размеренно. Тогда он дремлет и можно нести всякую чушь.
— И ты тоже?
— Что — я тоже?
— Нес чушь.
— Конечно.
— Все время?
— Нет. Я знал почти все по билету, но в одном месте буксовал. Там и пришлось изворачиваться.
— И что же ты рассказывал профессору вместо требуемого?
— О том, как ходят поезда в Бангалор.
Мина взглянула на юношу недоверчиво и засмеялась.
— Ты шутишь, наверное, — сказала она.
— Ничуть! Я рассказывал примерно так: «Поезда в Бангалор ходят строго по расписанию. Надо взять билет в кассе, предъявить его проводнику и проследовать на свое место. Громоздкие вещи при этом следует сдать в багажное отделение…»
— Ты шутишь! — сказала Мина, смеясь.
Махеш подозвал какого-то парня.
— Это Кришан, — представил он его. — Мой однокурсник. Мы вместе с ним, кстати, сидели на том экзамене. Помнишь последний экзамен, Кришан?
— Да, конечно, — ответил парень и заулыбался.
— Что я там рассказывал нашему старику? Подтверди, а то мне не верят.
— Про поезд, — сказал Кришан. — До этого, как его…
— До Бангалора.
— Вот-вот, до Бангалора. Это был рассказ о том, как купить билет и ехать до Бангалора.
— Значит, все это правда? — залилась смехом Мина. — И профессор слушал от начала до конца?
— Ну, не совсем до конца, — поправил Махеш.
— Он маху дал, — подсказал Кришан.
— Кто?
— Да Махеш! В одном месте своего рассказа он сказал так: «И вот вы подъезжаете к Бангалору. Красив ли город Бангалор?» Он интонацию сменил, понимаете? У него интонация была вопросительная, а это уже иначе звучит. Профессор уловил разницу, пробудился, на Махеша смотрит.
— А он?
— А он сразу сориентировался и говорит, все так же вопросительно: «Можно ли так подходить к этому вопросу?» И сам себе отвечает: «Да, можно. Как утверждает доктор права Чандр в первом томе своих «Основ юриспруденции», основой любого гражданского договора является…» Профессор услышал знакомые слова — и опять в дрему.