Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
Абдул адвоката боготворил, он уверовал окончательно, что только этот человек может им помочь, и в день накануне суда даже напросился к адвокату домой — ему хотелось как можно дольше с ним пробыть, чтобы укрепиться в своей уверенности, набраться сил перед завтрашним днем.
Джагдиш угощал старика чаем, а жена адвоката, Мина, сидела у окна с рукоделием, почти не прислушиваясь к разговору за столом. Муж ей уже рассказывал о деле, которым сейчас занимается. Мина жалела несчастных мальчишку и старика и искренне хотела, чтобы Джагдиш помог этим людям. Он умный, он сможет.
— Все будет хорошо, вот увидете, — сказал Джагдиш.
— Я вам так благодарен, господин адвокат. Этот мальчик не виноват ни в чем. В его жизни и так было много несправедливости и страданий, зачем же ему еще страдать безвинно.
— Он ведь сирота, насколько я знаю.
— Да, пожалуй что сирота, — согласился Абдул. — Где-то, возможно, и живут его родители, но если он не с ними, то кто же он, как не сирота.
— Так его родители живы? — удивился Джагдиш.
— Этого я не знаю. Его бросили в лесу, ночью, там я его и нашел.
При этих словах Мина вздрогнула.
Джагдиш покачал головой:
— Так вы нашли его в лесу?
— Да, господин адвокат. Здесь, на окраине Бангалора.
Мина хотела что-то сказать, но не могла — у нее перехватило дыхание.
— И с тех пор я его воспитываю, — продолжал старик. — Он славный мальчуган, я уверен — никогда он не мог бы украсть.
— А когда это было? — спросила Мина.
Мужчины обернулись к ней.
— О чем вы спрашиваете, моя госпожа? — уточнил Абдул.
— Когда вы нашли мальчика?
— Восемь лет назад.
Мина похолодела. Она еще думала, что это ошибка, случайное совпадение, но, когда Абдул назвал точную дату, поняла — это был тот самый день, когда она оставила ребенка в лесу!
— Что случилось, милая? — спросил обеспокоенно Джагдиш.
— Ничего, — прошептала Мина.
Единственное, чего она боялась сейчас, — потерять сознание.
МАХЕШ, МИНА И РОШАН
Сна не было. Ночная прохлада, такая желанная после дневного зноя, не приносила облегчения, и в некоторые минуты казалось даже, что в доме душно и нечем дышать. Мина приподнялась на локте и обеспокоенно смотрела в темноту, словно пыталась рассмотреть что-то, пока невидимое. Ночь обступала ее со всех сторон — оттого и тревожно ей было, наверное, потому что и тогда была ночь, и тоже душно было перед дождем. Ночь, деревья, малыш, оставленный на тропе…
К завтраку она вышла измученной и больной. Джагдиш всполошился:
— Ты плохо чувствуешь себя?
— Нет, нормально. Только вот спала плохо.
Завтракали молча. Потом Мина спросила словно невзначай:
— Ты сегодня идешь в суд?
— Да. Там слушается дело этого мальчика.
— Который сумку украл?
— Не крал он, — поморщился Джагдиш. — Глупо там все получилось.
— Возьми меня с собой.
Джагдиш взглянул на жену изумленно. Никогда прежде она не обращалась к нему с подобными просьбами.
— Зачем это тебе? — спросил он после долгой паузы.
— Я скучаю дома. И еще — хочу посмотреть на этого мальчика.
— Суд — не самое веселое зрелище.
— Я знаю.
— Так что лучше уж побудь дома.
— Я поеду с тобой!
Джагдиш заглянул в глаза жене и смешался.
— Если ты настаиваешь, — пробормотал он.
В зале суда Мина села в заднем ряду. Она даже себе не могла объяснить — почему, и только позже поняла, что боится. Ей казалось, что если она сядет ближе к месту, где сидят подсудимые, то выдаст себя, не сдержится. Она уже решила, что знает, кто этот мальчик — ведь совпадало все, и желала, чтобы это был он, ее сын, желала — и боялась одновременно.
Она часто думала о своем покинутом сыне, пыталась представить, как он живет, что делает, и все у нее получалось так славно — ему хорошо, он счастлив и живет беззаботно. Ее вина перед ним была безмерна, и она хотя бы мечтами о его счастливой жизни пыталась эту вину искупить. В какой-то момент даже поверила в то, что все хорошо у ее малыша, и вдруг, как удар — жестокий, не знающий пощады — эта встреча с несчастным стариком. Неужели он ее сын, этот мальчик? И ее мечты оказались лишь несбывшимся оправданием своей вины.
Открылась дверь, в зал вошел полицейский, а следом за ним — мальчик, невысокий, худенький. Он прошел за перегородку, отделявшую его от остального зала. Присутствующие затихли, слишком несоответствующе тому, что должно было сейчас произойти в зале суда, выглядел этот мальчуган. Этот зал видел многое и многих, и это было всегда ужасно и омерзительно, потому что все людское зло и несправедливость сходились здесь, а мальчик смотрелся в этих стенах как нечто чужеродное.
Мина встала в первый момент, когда дверь распахнулась, и осталась стоять, словно забыв обо всем.
Это был ее сын! Она узнала его, не могла не узнать. Конечно, он. Покинутый и найденный, но еще не обретенный. Она не может подойти к нему, прижать к себе, погладить по волосам. Он сейчас в чужих руках и ей не принадлежит.
Вошел судья, сел в свое кресло, отчего картина суда приобрела недостающую ей завершенность, но Мина словно не замечала этого, и тогда кто-то из сидящих рядом шепнул ей:
— Сядьте, пожалуйста! Суд начинается!
Мина наконец увидела судью и села, охнув негромко, как от внезапно подступившей сердечной боли. В кресле судьи восседал Махеш. Он слушал, как секретарь зачитывает материалы дела, смотрел куда-то в сторону чуть рассеянно, а Мине хотелось подбежать к судейскому столу и крикнуть:
— Что же ты смотришь в сторону? Взгляни на этого мальчика! Ты разве не узнаешь его?
Секретарь тем временем закончил чтение, поклонился присутствующим, сел, став сразу неприметным среди прочих людей. После этого Махеш дал слово представителю обвинения.
Мина в суде присутствовала впервые и не представляла себе, как обычно строится процесс, поэтому речь обвинителя оказалась для нее полной неожиданностью. Она думала, что этот человек встанет на защиту Рошана, ведь ясно, что мальчик не виноват, но речь обвинителя оказалась неожиданно злой. Он употреблял множество специфических терминов, которые Мина не понимала, но основное она уловила в этой длинной и неприятно жесткой речи. Рошана этот человек считал виновным, и наказание должно быть таким, чтобы отбить подсудимому охоту попадать сюда повторно, а именно: два с половиной года тюрьмы, так обвинитель и сказал. Мина смотрела на говорившего широко раскрытыми глазами и не верила, что он может быть так жесток. Но обвинитель, сказав о двух с половиной годах тюрьмы, не извинился и не поправился, а, закончив речь, спокойно сел на свое место.