Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты вернулся.
— В школу?
— Да.
— Хорошо, я согласен.
Рамеш резко остановился.
— Согласен? Идем в школу?
— Да.
Они обнялись.
— Ты не бойся их, — сказал Рамеш. — Пусть только попробуют тебя обидеть.
— А я их не боюсь.
Класс встретил их настороженной тишиной. Рошан с Рамешем прошли к своей парте, вошел учитель, и все встали.
— Садитесь, — сказал учитель.
Он готов уже был отвернуться к доске, но один из учеников, тот самый, с которым в прошлый раз подрался Рошан, сказал со своего места:
— Господин учитель! Рошан пришел!
Учитель повернул голову.
— А, явился, — буркнул он. Его голос не предвещал ничего хорошего. — Встань! Где ты пропадал все эти дни?
— Он болел! — выпалил Рамеш.
— Помолчи! Я не тебя спрашиваю.
Рошан молчал.
— Принесешь завтра записку от своего дяди.
— А еще он порвал мою книжку! — сказал из-за своей парты маленький ябедник. — Вот посмотрите, господин учитель, целых шесть страниц.
— Это не я! — возмутился Рошан.
Ответом ему была оплеуха учителя.
— Молчать! Возьми свои вещи — и отправляйся на последнюю парту! Всю неделю будешь сидеть там!
Рошан схватил сумку с учебниками и выбежал из класса. Он не мог сдержать слез, но позволил себе расплакаться, только когда очутился на улице.
ГИБЕЛЬ РАМЕША
Рошан не ушел далеко от школы, сел в траву за школьными воротами. Здесь, в тени деревьев было прохладно и тихо, можно было сидеть долго-долго. Обида не отпускала мальчика, его сегодня впервые в жизни ударили, и Рошан подумал вдруг, что неплохо было бы посчитаться со своим обидчиком. Ведь это все из-за него, из-за ябеды. Черный комок злости заставлял учащенно биться его сердце.
Солнце поднялось к зениту, тень ушла и спряталась под самым деревом, оставив Рошана на солнцепеке. Он готов был уже все бросить и уйти, но вдруг в школьном дворе зазвенел звонок — уроки закончились. Рошан вскочил и запрыгал по траве, чтобы размять затекшие ноги, повернулся — и увидел своего врага.
Тот прошел совсем рядом, в нескольких метрах от Рошана, не заметив его, и теперь удалялся, помахивая как ни в чем не бывало портфелем.
Рошан сжал кулаки и готов был уже броситься за ним, но кто-то схватил его за руку, и так неожиданно, что он вздрогнул. Это был Рамеш.
— Не надо! — сказал Рамеш. Он все понял и хотел удержать друга.
— Что — не надо?
— Не трогай его.
— Я посчитаюсь с ним! — пробормотал возмущенный Рошан, а в глазах — ни жалости, ни тени сомнения.
— Не надо.
— Пусти!
Рошан выдернул руку.
— Ты только сделаешь себе хуже, — сказал Рамеш. — Не надо. Как друга, тебя прошу, как брата.
Он и не подозревал, как был сейчас близок к истине.
Рошан не ответил, лишь махнул рукой и побежал догонять своего обидчика.
— Подожди! — Рамеш бросился следом.
Он был меньше, послабее и бегал похуже и поэтому быстро отстал. Он еще видел Рошана впереди, но расстояние между ними непрерывно увеличивалось. Вот на перекрестке Рошан повернул за угол — и пропал. Задыхаясь от быстрого бега, Рамеш выскочил на перекресток, а справа прямо на него мчался легковой автомобиль. Рамеш еще успел повернуть голову встретиться взглядом с шофером и прочесть в его глазах ужас и осознание непоправимости происходящего — и сразу же удар. Рамеша подбросило, он рухнул на капот и сразу же сполз с него, оставляя неровный алый след…
Рошан услышал скрип тормозов и удар, обернулся — Рамеш уже лежал на земле — и бросился к другу. Сбежались люди, Рамеш еще дышал, и его решили отвезти в больницу на этом же автомобиле. Рошан прорвался в машину, сел на заднее сидение. Его хотели высадить, но он истошно закричал:
— Это мой брат! Брат! — и его оставили в машине — брат так брат.
Он всю дорогу до больницы поддерживал голову Рамеша. Тот был без сознания, и Рошан шептал, словно пытался разбудить спящего:
— Рамеш! Посмотри на меня! Ну, что же ты! Посмотри, я прошу тебя!
Из головы Рамеша текла кровь, и руки Рошана вскоре стали красными от нее, но он ничего не замечал.
В приемном покое их опять пытались разлучить, но Рошан вновь закричал:
— Это мой брат!
Он думал, что лжет сейчас, но это была ложь во спасение — он не хотел расставаться с Рамешем и был так решителен, что ему разрешили, в нарушение всяких правил, присутствовать в операционной, лишь спросили:
— А кто родители?
— Это сын судьи Махеша Капура, — ответил Рошан.
Родители Рамеша приехали через четверть часа. Малти вбежала в палату, где лежал ее сын, следом вошел Махеш, и они склонились над кроватью, а доктор стоял рядом — мрачный и молчаливый. Рамеш по-прежнему был без сознания, ему забинтовали голову, и из бинтов был виден лишь заострившийся нос.
— Рамеш! — звала Малти. — Сынок!
Доктор отвернулся к окну, словно происходящее его не касалось.
— Это очень опасно? — спросила его Малти, но он промолчал и даже не обернулся.
— Вы разве не слышите? — вспылил Махеш, его покоробило бездушие доктора. — Почему вы молчите?
Доктор обернулся, и они увидели на его лице слезы — он плакал и потому отворачивался, и эти слезы все сразу объяснили Малти. Она в одно мгновение лишилась сил и опустилась на пол, Махеш хотел ее поддержать, но она замотала головой, забормотала:
— Нет! Нет! Так я буду ближе к нему, к моему мальчику!
Это бормотание напоминало бред безумной. Малти наклонилась к сыну, прижала его голову — и вдруг вскрикнула и забилась. Доктор бросился к ней, чтобы помочь, думая, что это нервный срыв, но тут его взгляд упал на Рамеша — он был мертв. Мать первой обнаружила это и потеряла сознание. Ее привели в чувство, и доктор сказал Махешу, пряча глаза: