Цветок яблони
Шрифт:
Здесь и сейчас.
Однажды Нэ сказала ему, опуская палку:
— Поступки, неприятные нам, порой приходится совершать. Я могу этого не хотеть, но просто знаю, что должна. И никак иначе.
— Интересный способ извинения, — проворчал Вир, потирая спину, по которой прошлась давешняя палка. — Ай! Шаутты тебя забе... Ай!
Удары пришлись на плечи. И в этот раз его били даже сильнее.
— Это не извинения, Бычья голова. Поищи среди ветра, что гуляет в твоей черепушке, хоть капельку мозгов и осознай, как я добра, ибо делюсь с тобой знаниями.
— Благу? — Вир посмотрел ей прямо в глаза, ожидая, что уж этот удар точно будет не чета предыдущим и ходить ему с синяками следующую неделю. — А кто решает, что благо, а что нет? Ты?
Она не ударила, лишь прищурилась, и неожиданно её губы растянулись в усмешке ящерицы.
— Конечно, я. Неужели столь важное решение можно доверить кому-то кроме себя?
— Ты берешь на себя ношу Шестерых. Право решать.
— Пф! Каждый человек что-то решает, глупая башка. На свою беду или на чужую. Запомни, когда-нибудь и тебе придется брать на себя то, что не может взвалить и пронести обычный человек. Не потому, что ты можешь. А потому, что должен.
И вот сейчас он понял её слова. Принял урок. Потому что должен остановить Шрева. Чтобы навсегда оставить его позади.
Поэтому Вир дрался, как его учил Менлайо, используя знания прошлого и все то, на что пыталась его натаскать Лавиани.
Сперва у Шрева на губах играла насмешливая улыбка, затем в глазах появилось удивление, теперь же, спустя две минуты с того, как они начали танец, сосредоточенность. Внезапно, совершенно не ожидая этого, он столкнулся с противником, который оказался опасен.
Сталь звенела. Рубящие удары, уколы, финты, шаги и отшаги. Смена стоек, использование всех известных фехтовальных школ, постоянное движение, бесконечное уклонение.
Они были двумя тенями на пустом ночном мосту, среди умирающего города.
Шрев был сильнее в мастерстве меча. Вир быстро это понял, а потому не снижал свой натиск, нападал без остановки, чтобы не потерять преимущество. А еще использовал таланты. Один за другим.
Сойка словно бы предугадывал их и избегал, лишь единожды применив свою способность, отразив пламя, расколовшееся о его воздушный щит, двумя рыжими лисьими хвостами ударившее в берег, поджегшее таверну, где некогда Вир любил посидеть.
Шрев разорвал дистанцию, отступая, поднимая свой клинок над головой в высокой защитной стойке.
— Жаль, — сказал он, и в его голосе слышалось это самое сожаление. И не только. Разочарование. Раздражение. Даже злость. — Десять талантов. Слишком много. Со временем ты станешь опасен.
— Не удержишь в мешке? — рассмеялся Вир, хотя ему и было не до смеха. Он пытался придумать хоть что-то, чтобы прорвать защиту. Но уже через секунду забыл о нападении, так как сойка принялся за него всерьез.
Без дураков.
Казалось, странный клинок в руках Шрева не растроился, а раздесятерился, стальным павлиньим хвостом раскрылся вокруг него и ринулся в атаку, упав одновременно со всех сторон.
Виру пришлось нейтрализовать этот необычный талант своими. Ускорившись и превратив кожу на левой руке в непробиваемую броню, используя её вместо щита. Он едва касался земли ногами, так быстро приходилось ему перемещаться, чтобы не попадать под острые лопасти, несущиеся отовсюду.
Те, встречи которых не удалось избежать, Вир ловил на плоскость клинка или левое предплечье и вышел из смертельной вьюги лишь с несколькими болезненными глубокими порезами на боках и спине.
Шрев с задумчивым видом облизал губы, заметив, что плохонький меч Вира слабо дымится, а на его кромке сами по себе появляются щербины.
— Я выдою тебя, малыш. Точно крестьянка упрямую корову. И когда ты растеряешь все рисунки... — Сойка пожал плечами, предлагая самому догадаться, что тогда будет.
— Как быстро я стал не нужен Ночному Клану... тебе. Тревожный звоночек для меня. — Вир поднял зажатый в левой руке колокольчик, так, чтобы его увидел противник, покачал артефактом, заставив его издать насмешливый мелодичный звон.
— Так ты еще и воришка, — протянул сойка, не скрывая досады на то, как ловко у него забрали вещь, которую он уже счел своей. И забрали не абы как, а во время рубки на мечах.
Колокольчик трансформировался в щит, и Вир ринулся в отчаянную атаку, понимая, что только бесконечный натиск и закидывание талантами, коих осталась половина, хоть как-то повысят шансы выстоять в схватке.
Все завертелось, он не понял, как долгий обмен ударами превратился в мгновение, и выбила его из этого наваждения лишь потеря клинка.
Шрев стал прозрачным, пропуская меч сквозь себя, а затем схватил его голой рукой и сломал, оставив в ладони Вира только рукоять. Удар ногой в щит, который едва не влетел ученику Нэ в подбородок, и мощный прямой укол под щит, в самый низ открывшегося живота.
Теперь уже Вир стал прозрачным, а после сделал то, что подсказали ему инстинкты таувинов прошлого. И из артефакта в его руках, из самого центра, вырвался ослепительный алый луч.
Ради вошел тихо, но не потому, что таился. Бланка уже успела оценить, насколько незаметно тот двигается. Он негромко кашлянул, на всякий случай обозначая свое присутствие, скорее из вежливости, чем боясь её напугать. Был уверен, что слепая прекрасно знает о его присутствии.
— Твой друг циркач уснул прямо в столовой, госпожа. Он необычный.
— В чем же?
Ради сел прямо на траву, возле её ног. Точно собака, которой дали сложную команду и она не знает, как её выполнить.
— У меня нет ответа, — наконец произнес он. — Ответит ли Богиня за меня?
— Богини здесь нет, а я промолчу.
Повисла тишина, которая, впрочем, ничуть её не тяготила.
— Твой второй друг ушел. Расписной. Он тоже странный. Зачем выходить в окно, когда есть дверь?