Цветок яблони
Шрифт:
— Ну...
Вир отошел уже достаточно, чтобы не услышать ответа. На бредни он не считал нужным реагировать. Даже мысленно. Его никогда не заботило или тем паче обижало подобное.
Про игру и что-то веселое к Виру обратились не просто так. Когда он уезжал, Тэо отдал ему лютню в невзрачном потертом чехле.
— Окажи мне услугу, — попросил Пружина. — Увези с собой. Есть шанс, что я уже не смогу вернуться во дворец и забрать её при неудачном раскладе. А я с ней столько возился, чтобы восстановить.
— Ты же знаешь, что творится под Лентром. Я не смогу за ней следить.
— Ты единственный, кто уезжает. С тобой у нее больше шансов.
— Не знал, что ты умеешь играть.
— Совсем не умею. Это память об одном человеке и событии. Её хранил Мильвио, Шерон, потом я. Кажется, пришла твоя очередь. Если уж не придется нам встретиться, передай какому-нибудь музыканту.
Вир оставил инструмент в комнате, которую дал Дэйт, когда он приехал. И теперь забрал свой немногочисленный скарб, где самой весомой частью, кроме меча Шрева, была лютня, которую он ни разу не достал из чехла.
Его догнал Дикай, пошел рядом:
— Знаешь, где сторожка?
— Нет, милорд.
— Иди прямо, к лесу. Через весь лагерь. Вон туда, за большой желтый шатер.
— Если мне позволено спросить... — Вир дождался кивка. — Почему там? В смысле, милорд да Лэнг ждет меня в довольно странном месте. Не в лагере.
— Тебя хотят видеть люди из Лентра.
— Милорд?
Дикай посмотрел на Вира с сомнением:
— Милорд да Лэнг считает, что при дворе герцога Треттини есть шпионы. Конечно, есть. Один из них служит герцогу Ириасты. Они узнали про тебя.
— Милорд?
— Что ты заладил, сотник? — с некоторым раздражением произнес бывший оруженосец Дэйта. — Говорят, ты самый настоящий таувин. Они так считают, и люди герцога прознали, что ты приехал к нам. Чтобы помочь. Они хотят посмотреть на тебя. Убедиться, что это правда. Это правда?
— Я не зверушка.
— Так и скажи. — Дикай был разочарован, не услышав ответа на свой вопрос, но не стал настаивать. — А лучше скажи, что таувин. Даже если это ложь. Что ты убиваешь шауттов голыми руками. Сейчас людям нужна любая вера в победу.
Вир не стал говорить, что ни один дурак не поверит человеку, который назовет себя таувином и не представит доказательств. Дикай это и без него прекрасно знал.
— Поторопись, сотник. — Рыцарь не собирался его провожать. — Делегация приедет минут через сорок. Милорду надо с тобой все обсудить.
— Да, милорд.
Под стрекот кузнечиков пройдя через укрепленный лагерь «Дубовых кольев», он вышел на лесную опушку в самой дальней части Четырех полей, в четверти лиги от Вьенской дороги.
Здесь, на подготовленной вырубке, располагались кухни и строились загоны для скота, чтобы кормить людей.
Пустая поляна из пней. Сто с лишним шагов, где не было никого, — и вот она, сторожка лесника. Та казалась здесь странной, потерянной, неуместной. Ручей, который журчал возле самого крыльца, хоть как-то скрашивал её одиночество и напоминал о том, что совсем недавно тут рос лес, охотничьи угодья герцога Амри де Урми.
Дверь была приглашающе распахнута, и Вир, остановившись перед ней, стукнул в косяк костяшками.
— Заходи! — раздался голос.
Женский голос.
Ему пришлось сильно пригнуться, чтобы пройти под притолокой, да еще и не задеть её грифом лютни. И тут же он остановился и потянул из ножен меч. В узкой прихожей, довольно темной для обычного человека, лежали двое. В кольчугах, шлемах, при оружии.
Пахло кровью, она продолжала течь из горла одного из солдат потоком, и это означало, что умер он около минуты назад. Телохранители Дэйта. Из его старых вояк, из северян.
— Заходи, — вновь позвали его, и в голосе слышалась легкая насмешка. — Не бойся, юный рыцарь. Поговорим.
Он не считал себя глупцом. Понимал, что в некоторых случаях следует отступить назад. Возникла мысль выйти, заблокировать дверь и бросить огонь. Та, кто звала его, словно прочтя мысли, мягко надавила:
— Или я разорву горло этому дураку. Его жизнь в твоих руках. Делай выбор.
И он решился.
Квадратная комната с двумя небольшими окнами, сейчас открытыми, так что ветер, залетавший сюда, волновал занавески — серые тряпицы. Стол из трех плохо подогнанных друг к другу досок, кровать на низких ножках в углу, лосиные рога, погасший очаг.
Женщина в простом крестьянском платье, с редкими черными волосами в далеком прошлом была красивой.
В очень далеком.
Ее потрескавшиеся губы казались пепельными. Кожа высохла, покрылась пятнами и обтягивала череп, глаза закрыты черной повязкой. Обе руки она нежно держала на плечах Дэйта.
Тот не сопротивлялся, и Вир не сразу, но увидел, как дымчатый шнурок, слабо различимый из-за недостатка света, оплетает человека.
— Прикончи тварь! — сказал Дэйт. — Не доверяй!
— Ш-ш-ш, — попросила женщина. — Мясу слова не давали.
— Я уже покойник! Убей!
Тень накрыла его рот, оплела, лишая возможности говорить.
— Надоел. — Женщина посмотрела на Вира из-за спины Дэйта. — Пусть пока посопит.
Они несколько секунд рассматривали друг друга.
— Выдержка, — шаутт склонил голову, — достойная прошлого поколения.
Он издевался. В нем не было ни уважения, ни почтения.
— Подумать только. Первый зародыш настоящего таувина за столько веков прямо передо мной. Не могу поверить. Так что? Хочешь попытать счастья? Нападешь?