Цветок яблони
Шрифт:
— Подытожим глупую затею. Мы лезем в логово твоего бывшего дружка, который помешался на твоей бывшей подружке, которая ожила благодаря нашей нынешней подружке и устроила всю эту чехарду. Там забираемся в зеркало и оказываемся вон в том очаровательном месте, где вечные сумерки, тысячи дохлых треттинцев и собачонка Облако. Ее, по уверениям евнуха, сможет легко прикончить наша новая Мири, потому что так написано звездами в небе и кошачьими лапами на снегу. Я ничего не упустила?.. Все это как-то довольно сомнительно выглядит, не находите?
— И снова я повторю, что у нас маленький
— Это означает, меня ты не возьмешь с собой? — произнесла Шерон тоном человека, уже принявшего неизбежное.
— Если твоя броня снова даст трещину, ты станешь обузой. Я не смогу бросить тебя и двигаться дальше, мне придется вернуться. Слишком рискованно.
— А я в принципе не против прибить зверушку Кара, — заявила Лавиани.
— Увы, сиора. Тебя мы тоже с собой не берем.
— Что ты такое говоришь, Фламинго?! — возмутилась сойка, тут же вскакивая на ноги. — С каких это пор тебе решать?! Потому, что у меня нет талантов?
— Ты хороший боец даже без них, я не отрицаю, но есть вещи, из-за которых тебе придется остаться. Если с нами пойдет человек с кровью таувина... — Мильвио сказал это даже с сочувствием. — Шаутты слишком сильно изменили любимую игрушку Марида, и теперь она чувствует таких, как ты, и защищается. Там, внутри, чересчур много острых осколков.
Сойка скрипнула зубами, хотя и приняла аргументы.
— Значит, идете трое?
— Четверо. — О присутствии Ради все забыли, и вот он напомнил о себе. — Идут четверо. Один из следов Мири будет рядом.
Он сказал об этом как о свершившемся факте, не сомневаясь в своем праве.
Все повернулись к треттинцу, ожидая его решения.
— Храм всегда существовал особняком, — наконец произнес тот. — Даже во времена Единого королевства. Ваш путь был непонятен, странен и подозрителен. Те «следы», что вы оставляли на песке истории, приводили к разным последствиям. Вы хранили книги некромантов, когда их уничтожали в других частях мира, вы изучали запретное, вы признавали лишь Мири... Я не стал бы доверять ни одному из вас, если бы не ваша вера. В нее.
Кивок в сторону Бланки.
— Ваши цели связаны с ней. Вы не сомневаетесь, что она — воплощение Мири. А значит, станете помогать ей и защищать ее.
— Так, — поклонился Ради.
— Один из вас может пойти с нами.
Еще один поклон.
— Но как? — Тэо задал давно мучивший его вопрос. — В тот раз ты не смог пройти со мной. Сказал, что не вышло.
— Проблема была в Фэнико. После того как Марид спрятался там от Тиона, зеркала для меча закрыты. Поэтому я попрошу тебя, — Мильвио вложил тяжелый клинок в руки Шерон, — сохранить его.
— Я сохраню. Не сомневайся. Главное, возвращайтесь.
— Рыба полосатая, — проворчала Лавиани. — Вы лезете в могилу, и даже не ждите, что я приду вас вытаскивать.
Глава 6. Обмен.
Мой дорогой племянник!
Сегодня утром я решил прогуляться по Великому рынку Эльвиля. И вернулся вечером без денег, без оружия, почти без одежды.
О, не пугайся! Меня никто не грабил. Все это я отдал добровольно, приобретя у торговцев массу предметов, которые, как я понимаю, мне совершенно не нужны.
Не помню, где был мой разум в тот момент.
Мой дорогой племянник! Заклинаю тебя! Если ты когда-нибудь попадешь в этот город, гони прочь всех дагеварских купцов! Нет никого хуже в мире, с кем можно заключить на первый взгляд выгодную сделку.
Никого!
Разве что шаутты...
Записки путешественника
Стрелы кончились к обеду.
Вир, занятый тем, что уворачивался от опасного жала альшписа, понял это не сразу. Его собирались проткнуть, словно жука, и острие грозило попеременно его лицу и животу. Противник попался злой, опытный, да еще в два раза тяжелее и, несмотря на то что оба они стояли по колено в воде, наседал.
Альшпис был не длинным, как это полагалось для отражения атаки конницы, солдат укоротил восьмигранное древко, попросту отпилив, но даже этого хватало — и теперь заставлял Вира отступать, то и дело коля перед собой, не давая возможности применить меч. Он так горел желанием прикончить верткого ученика Нэ, что не видел ничего, кроме него.
Один из тех, кто держал оборону Бродов, сражаясь вместе с Виром и еще тремя сотнями других пехотинцев, воспользовался этим обстоятельством и ударил настырного типа с альшписом моргенштерном в голову, сминая легкий шлем, точно тот был сделан из войлока, а не стали.
Оба, не удержавшись, рухнули в воду. Вир бросился к спасителю, за локоть вытащил его, отплевывающегося, потерявшего оружие. Пошарил свободной рукой по дну, нащупал древко проклятущего альшписа и сунул ириастцу в руки.
— Спасибо, брат, — поблагодарил тот на своем языке, не разобравшись, что уроженец Пубира вряд ли его понимает, и вклинился в свалку рядом. Там, в сияющих на солнце брызгах, хрипя и ругаясь, блестя сталью, дрались, резали и рубили мужчины, пуская друг другу кровь.
В ход шли кинжалы, топоры, железные кулаки.
Вир перешагнул через тело, с оттяжкой ударил мечом по шее тощего фихшейзца, только что убившего одного из людей капитана Рилли и вытиравшего кровь с рассеченного лба. Оттолкнул умирающего от себя, услышал плеск за спиной, обернулся, поднимая щит, узнал по ярко-зеленой ленте, намотанной поверх рукава кольчуги, своего. Тут же забыл о нем.
Тогда-то он и понял, что стрелы кончились.
Уже успел привыкнуть за два дня к постоянному злому шороху, когда они пролетали над головой, обрушиваясь на ряды тех, кто отваживался пересечь Ситу. На черные росчерки, закрывающие солнце. На вскипающую воду, когда стрелы промахивались мимо цели.