Цветок яблони
Шрифт:
Отдельно стоящая квадратная башня точно такой же высоты, как стена Лентра, с которой на вершину Улитки вел грандиозный подъемный мост. Такой широкий, что Вир даже не представлял, какие механизмы там должны находиться, чтобы сдвинуть его с места хотя бы на дюйм. Мост, называемый Воздушным (хотя отсюда, снизу, он больше походил на неуклюжее корыто), был единственной сухопутной возможностью попасть в столицу Ириасты.
Через Улитку, в которой работало множество подъемников, способных за раз поднимать не только сотни людей, но и возы с товарами, приходили и уходили в Лентр вот уже несколько тысяч лет.
Да и так ли это важно сейчас?
Гораздо важнее то, что существовал лишь один путь захвата Лентра — и он пролегал через Улитку. Только так. Пока стоит этот бастион, в город не попасть. Разве что армия горного герцога внезапно научится летать.
Так что теперь Улитка была сердцем, которое собирались защищать до последнего.
За время пути от Бродов до города Вира раз двадцать останавливали патрули. Он выглядел как чужеземец, ехал в одиночестве и вполне мог быть шпионом, глазами врага. Приходилось, показывать письмо, печать, терпеливо объяснять.
Обогнув Улитку, куда стояла очередь из телег, доставлявших в город последние припасы перед началом возможной осады, он отправился вдоль стены, довлеющей над всем, к лагерю, в котором расположились «Дубовые колья».
Тот был самым дальним.
Дэйта Вир нашел отдыхающим возле пня, оставшегося на месте срубленного тополя, который пару дней назад еще рос возле трактира, где офицеры отряда заняли комнаты. Секира на длинной отполированной рукояти и снятые перчатки валялись в траве. Без доспеха, в одежде простого солдата, он лил воду себе на шею и, увидев ученика Нэ, мотнул косматой головой, приглашая сесть.
— Милорд, — сказал Вир, садясь прямо на траву. Там, где, закинув руки за голову, а ногу на ногу, лежал помощник командира — Дикай. Этот был в полных латах, разве что без шлема, и явно не страдал ни от их веса, ни от неудобства, ни от жаркого солнца. — Зачем вы отозвали меня?
— Слышал о том, как ты показал себя на переправе. Бродах, — поправился Дэйт. Глянул с интересом. — Тебя хвалят. Многие там равняются на тебя и следуют за тобой.
Вир что-то этого не замечал, но на всякий случай пожал плечами. Мало ли что там показалось кому в горячке боя. Его принимали у костров с радостью, да, но вот чтобы равняться...
— Возьмешь под командование десяток?
— Десяток, милорд? — опешил Вир. — Командовать таким количеством людей — не то, о чем я мечтал.
— Ты прав, — тут же согласился Дэйт. — Забудь.
И после недолгой паузы, поглядывая на Вира, добавил:
— Готов дать тебе сотню.
Дикай, оторвав взгляд не то от кусочка неба, не то от вершины стены, весело хохотнул, посмотрев на Вира.
— Я никогда не командовал. Я не солдат.
— Ты кое-кто иной, так сказал мне Мильвио. А уж он врать не будет. И «не солдат» погиб бы если не в первой, то во второй сшибке. Ты сам видел потери. Даже среди опытных ветеранов. Во скольких выжил ты?
Вир не считал.
Он готов был поклясться, что услышал знакомый шепот одной из тех, кто ушел в мир солнц и лун: «Все получится. Ты помнишь». Но подобное невозможно. Просто воображение разыгралось.
— Милорд, это неожиданно. — Вир прямо посмотрел в глаза Дэйта. — Неожиданно, что вы доверяете жизни людей человеку совершенно незнакомому. Драться — одно. Командовать — совсем другое. И я этого не ищу.
— Тогда откажись, — предложил ему Дэйт. — Меня не обидишь. Если ты не уверен, не берись. Но никто не рождается командиром. Некоторые полководцы тяготятся подобной ответственностью всю жизнь. И все же нет ничего постыдного сказать «нет» до того, как на тебя пойдут в атаку и ты подведешь людей. Потом будет поздно, погибшие из-за твоей неуверенности, нежелания или ошибок останутся на твоей совести.
— У вас таких много, милорд? — Он не дерзил, ему было интересно, но пожалел в первую же секунду о том, что спросил. — Погибших из-за ошибок.
Но Дэйт не рассердился, не вспылил. Посмотрел с усталой обреченностью старого опытного пса, встретившего за забором мало что понимающего щенка.
— У всех, кто ведет людей в бой, принимает решения об атаке, отступлении и о том, под каким кустом его роте справлять нужду, за плечами трупы друзей, соотечественников и подчиненных. Мы все допускаем порой нелепые ошибки. Или от нас отворачивается удача, как ни назови, результат един — потери. Так ведь, Дикай?
— Да, милорд, — мрачно отозвался тот.
— Теперь у меня под началом больше десяти тысяч тех, кто решил присоединиться к «Кольям». В основном это мои соотечественники, не признавшие Вэйрэна. Они сформируют три полные баталии. Я, Дикай, Зидва — встанем там. Но среди присоединившихся и уроженцы других герцогств, не пожелавшие поступить к ириастцам или треттинцам. Кавалерии у нас и сотни не наберется. Триста стрелков. Шестьсот человек легкой пехоты. Они прикроют нам фланги, а может, и влезут к пикинерам в подбрюшье или защитят арбалетчиков. У меня пять командиров, а шестого... шестого теперь нет. Ты не самый плохой вариант — многих из них я даже не знаю, в отличие от тебя. К тому же всегда надо помнить о приходе шауттов, а такие, как ты, в прошлом с ними вроде неплохо справлялись.
Дикай сел, уставился на Вира вопросительно, но ему никто ничего не пояснил.
— Тебе надо время подумать? Отлично. Если надумаешь, приходи в лагерь моего отряда через два часа. И забери вещи, с которыми ты приехал, из комнат. Дом уже начали ломать.
Вир не стал спрашивать, что ему делать, если не надумает. Совершенно глупый вопрос. Он уже для себя все решил.
— Эй, парень! Сыграй нам что-нибудь веселое! — окликнул Вира какой-то обнаженный по пояс солдат, вместе с товарищами кидавший лопатами землю.
Дикай (все в тех же доспехах, кажется, он их никогда не снимал), заметивший Вира, гаркнул с веселым задором:
— Это твой новый сотник, солдат! Как бы тебе не пришлось ему петь!
Тот, явно сконфуженный, присвистнул, потирая затылок, под нестройные смешки окружающих.
— Знаешь его? — услышал Вир краем уха.
— Не-а. Больно молод для сотника. Нет?
— Савьятец с Бродов. Говорят, он рыцарь. Правая рука алагорской герцогини. Рубится как дикий зверь.
— Кто говорит?