Цветок яблони
Шрифт:
— А. Ну да. — Лавиани провела рукой, словно фокусник, пытающийся выудить из шляпы даже не кролика, а целого слона. — Тут такое дело. То, что ты выпустила в мир, лишает некоторых из нас славных умений. Я, к примеру, лишилась всех талантов. Нет, чувствую их, как прежде, но... вот.
Сойка без стеснения задрала рубашку, показывая лопатку с бабочками. Затем обе ладони, на которых были идентичные татуировки. В первое мгновение девушка не поняла, а потом заметила, что картинки перестали жить своей жизнью.
Двигаться.
Они
— О.
— Это ты очень вежливо сказала, между прочим. Лично я орала на весь дворец. Таланты не отвечают моим желаниям. С каждым часом я ощущаю их все слабее. Полагаю, у Вира сейчас та же история. И у безумной Нэ, где бы она ни коптила небо.
— Попробуй сделать что-нибудь, — попросил Шерон Мильвио. — Какую-нибудь малость.
Она, внутренне готовясь к любому развитию событий, достала из сумки кости, кинула их на траву. Те под взглядами присутствующих осторожно обошли вокруг хозяйки и взлетели к её лицу, засияв белым.
Горели ярко, как всегда, когда она обращалась к новой стороне своих умений, чтобы внезапно, неожиданно для Шерон, погаснуть и со стуком упасть к ногам.
— Идите сюда. — Девушка протянула ладонь, и кубики поспешно, словно собака, боящаяся, что хозяин бросит её за нерадивость и старость, кинулись к ней. — Я чувствую их. Чувствую смерти вокруг. Каждого мёртвого, до которого могу дотянуться с этого места. Но... полагаю, не смогу поднять больше одного-двух. Даже несмотря на браслет.
— Магия уходит, как и было сказано. Через несколько дней и ты, и Лавиани станете обычными людьми. — В словах Мильвио слышалась грусть.
— Рыба полосатая.
Шерон же подумала, что ей ни к чему врать себе. Что ей бы хотелось быть обычной. Не ученицей Дакрас. Тзамас. Повелительницей мёртвых. Потерять свои способности навсегда. Забыть об этой боли и той вине, что гложет её за город, который она, пускай и невольно, уничтожила с помощью своей силы.
Но эта жалкая секундная слабость прошла. Горячей водяной волной схлынула по ледяному мосту отступления, разрушая его.
Ее желания, мечты, надежды сейчас не значат ничего. Она выбирает борьбу. Будет некромантом.
Не обычным человеком.
— А ты? Твоя сила? — обратилась Шерон к Тэо.
— Ничего не изменилось. Пока. Изменится?
Вопрос адресовался треттинцу. Тот несколько секунд словно бы взвешивал то, что хотел сказать.
— Ты асторэ. И, признаюсь, я, в отличие от Тиона, ничего не смыслю в вашей магии. Вы черпаете ее, как и шаутты, с той стороны. Полагаю, тебя случившееся либо не коснется, либо дотянется в самую последнюю очередь.
— Разве я не связана с той стороной?
— Да, Шерон. Связана. Ты её чувствуешь. Слышишь прибой моря, можешь доставать сетью рыбу. А он может нырнуть, искупаться и залить морской водой пожар или вовсе утопить все вокруг.
— Ну, а я? — спросила Бланка. — Что со мной? Вижу, как прежде, и могу, даже сейчас, если захочу, перебросить нити на Шерон, чтобы дать ей силу.
— Вещь, которой ты владеешь, непостижима. Она плоть той стороны, её не понял ни Тион, ни Мелистат, ни, полагаю, сам Темный Наездник. Лишь лунные люди знают про этот металл настоящую прав...
Он осекся, когда Шерон положила ладонь на его предплечье. Что-то всплыло в её памяти. Смутное, нечеткое, связанное с металлом.
Она лихорадочно перебирала варианты. Там. У ямы, рядом с незнакомцем?
Нет. Раньше. Гораздо раньше. Еще когда лежала в могиле.
Во мраке. В темноте. Горячий ветер, удары молота, синее пламя, металл.
Да! Металл!
Она все вспомнила, и Мильвио, видя, как расширились её зрачки, коротко бросил:
— Что?
— Сон. А может быть... бред? Я видела. Я... была Мерк. И он, — Шерон коснулась левого запястья, там, где под кожей сросся с костями браслет первой тзамас, — показал мне самое начало. Первый её шаг. Я знаю, что это за металл. Спаси меня Шестеро! Знаю!
Сбиваясь, путаясь, восстанавливая по памяти события, она рассказала все, что помнила.
— Гвины? — Мильвио хмурился, глаза его потемнели. — Полагаю, из их костей Мерк создала не только браслет. Но и остальные артефакты Шестерых.
— Меч с дурацким именем, например, — любезно произнесла Лавиани, потирая бабочку на ладони. — Тот самый, принесенный из Аркуса, принадлежавший Тиону, а после одному треттинцу.
— В Фэнико нет тьмы. — Сейчас волшебник оставался слишком серьезен, чтобы обращать на нее внимание. — И в колокольчике Вира. Таувины пользовались им тысячи лет. Тьма не рождает свет.
— Зато свет рождает тьму, когда гаснет, — пробормотал Тэо.
— Даже если кости гвинов пошли на создание артефактов, Мерк хорошо потрудилась, вытравив тьму и заставив их работать на себя и братьев с сёстрами в совершенно новой ипостаси. Интересно. Если это правда, то очень интересно.
— А статуэтка Арилы? Тоже из них? — спросила госпожа Эрбет.
Мильвио качнул головой:
— Сомневаюсь в этом. Нет. Перчатка доспехов Темного Наездника не имеет ничего общего с другими артефактами. Она дышит той стороной, вмещала в себе дух Вэйрэна, свела его с ума, как и Скованного. И полагаю, ты можешь её использовать и оставаться собой лишь потому... — Он заколебался, и Бланка правильно поняла, отчего тот замешкался.
— Потому что я новая Мири, пусть и без памяти о прошлом. Одна из Шестерых. Кажется, мне придется принять этот факт.
— Придется.
— А еще получается, именно ты притащила Мерк кости первых детей асторэ, — вставила свое веское слово Лавиани.
— Ага, — скучным тоном отозвалась Бланка. — А «меня», судя по словам Шерон, поддержала в этом Мали. А Мерк была лишена своего дара, и мы даже не догадываемся, как она его обрела. И истина в том, что все события прошлого — лишь пепел в порту Рионы. Потому что настоящая беда рядом с нами.