Цветок яблони
Шрифт:
Шли годы, а они все еще надеялись на Подвиг, тратя жизнь на пустоту, мечтая о неосуществимом. Не видя, что этот самый Подвиг проходит мимо них почти ежедневно.
Те из нас достойны памяти и легенд, кто действует в малости. Вопреки. Основывая свои устремления не на расчете, а на надежде.
Пускай она порой и бывает призрачной.
Рыжий Оглен.
Заветы таувинам
Земля
О, да. Ароматной.
Земля вкусно пахла влагой, корнями, прошлогодними листьями и мертвецами.
На кладбищах земля всегда пахнет мертвецами.
После душного, прелого, тесного гроба она наслаждалась этим ароматом и скудным утренним солнцем, заглядывая через край открытой могилы. Шерон не помнила, как долго она пролежала на чьих-то останках, пытаясь вырваться на свободу. Била кулаками, скребла ногтями, стремясь вырваться из темноты. Затем, понимая, что сил не хватит, впала в глубокую дрему, застыла во льду вечности, между жизнью и смертью.
Она не осознавала, сколько прошло дней или столетий. Не думала о том, как здесь оказалась и каким образом выберется. Выкарабкается ли вообще. Указывающей было все равно, ибо вокруг витала смерть, шептавшая на ухо колыбельную.
А потом внезапно грезы прервались, и девушка, словно в нее влили силы, ударила обеими руками так, что выбила крышку гроба, выдрала вместе с гвоздями, откинула в сторону и села, жадно, словно голодная росомаха, вдыхая аромат кладбища и щурясь от утреннего света.
Гроза ушла, рокотала едва слышно, но мелкий дождик все еще накрапывал, падал на белые волосы, и Шерон подставила ему лицо, ощущая прохладную влагу на сухой коже, пробуждаясь от долгого свинцового сна.
А после она стала подниматься наверх.
И... земля была жирной и скользкой. Сырой после долгой грозы, летней, ароматной. Пальцы скользили по почти отвесным стенкам, и взобраться по ним оказалось не так-то просто. Дважды Шерон срывалась, падая обратно, на разбитые доски и кости, пачкаясь в грязи все сильнее.
Было больно, но она только стискивала зубы и молча, упорно продолжала попытки. Возле самого края могилы, чуть-чуть, руку протяни, так близко, снова сорвалась.
Ее поймали в воздухе. Темный силуэт нагнулся над могилой, схватил за запястье, рванул к себе, выволакивая.
Солнце оказалось не таким уж и тусклым. Ярким, белым, очень обжигающим. Она зажмурилась, тяжело дыша, удивляясь, сколько сил ей потребовалось, чтобы оказаться наверху.
— Спасибо, — прошептала Шерон, но вместо слова горло издало лишь хриплый, надсадный звук. Словно подошвой по шершавому камню.
Незнакомец не понял ее, но догадался, что нужно делать. Губ коснулся металлический обод фляги, она осторожно отпила глоток, чуть не захлебнулась. Выплюнула воду на подбородок и грудь, отдышалась, все еще слепо щурясь и видя лишь белый свет.
Сделала новый глоток, вода на этот раз попала куда следует, и буквально оживила слова.
— Спасибо, — повторила Шерон. — Я едва не упала.
Зрение возвращалось, свет перестал иглами впиваться в глазные яблоки, она смогла разглядеть снежную поляну, сухую, искореженную временем, пораженную трутовиком березу и нижние ветви, на одной из которых сидела галка.
Тощая, с торчащими во все сторонами неаккуратными испачканными перьями и маленькими черными глазками-бусинками.
Странными глазками, хоть и казались они в первое мгновение обычными, птичьими. Но эти лакированные пуговки словно видели её насквозь. Неприятный взгляд, цепкий и голодный.
Шерон едва подавила желание поискать камень и швырнуть в галку. Но просто заставила себя не смотреть на нее.
Человек, что спас ее, худой, изможденный, грязный и уставший. Он сильно зарос щетиной, голубая радужка выглядела тусклой, утратившей свет. Глаза ввалились, губы в трещинах, но не кровоточат. Одежда — зимняя куртка, свитер, штаны, меховые сапоги, плащ, шапка — не новая, повидавшая дорогу. Пояс солдата (Шерон уже успела насмотреться на такие — широкий, с коваными частями и тяжелой пряжкой) пуст. Ни меча, ни кинжала.
Перед ней, вне всякого сомнения, был воин, но совершенно безоружный.
— Спасибо, — в третий раз повторила Шерон, пытаясь понять, где же они встречались. Необычное ощущение. Очень необычное.
— Просто отдаю долг, раз уж ты здесь. — Голос у него тихий. Она будто бы не слышала его ушами, он раздавался у нее прямо в голове.
Видя, что женщина не понимает, он указал рукой в шерстяной перчатке назад, на могилу. Она обернулась и обомлела. Вместо ямы — распахнутая зубастая пасть чудовища.
Оно дышало гнилым мясом, челюсти чуть подрагивали, а острые призрачные зубы готовы были схлопнуться в любой момент.
Шерон вспомнила. Сон, когда она падала на дно моря. Битва на бледных равнинах Даула, воспоминание Мерк, которое показал ей браслет. А потом внезапно другое место. И человек, так похожий на нее, вцепившийся в осиновые ветви, держащийся из последних сил над бездной, пожиравшей людей и ведущей на ту сторону.
Тогда она смогла спасти его. Теперь же он спас ее.
— Это не по-настоящему. — Шерон почувствовала облегчение. — Всего лишь сон.
Незнакомец чуть повел левым плечом, поморщился, словно от боли:
— Это не сон. Уж поверь. Ты не спишь. А я так точно не сплю. — Улыбка у него была замечательная. Словно солнечный луч, на мгновение появившийся среди хмурого дня.
— Где мы?
— У меня нет ответа.
Он не врал, и по лицу было видно, что не знает. Даже не догадывается.
— Как я сюда попала?
— Уже не помнишь? Вылезла из могилы. Из... — Он покрутил пальцем, рисуя зубастый круг. — Из этого.
Шерон осторожно подошла к краю, и пасть чуть напряглась, готовясь схватить ее, если только появится такая возможность. Человек и птица следили за ней. Один бесстрастно, другая с пристальным, жадным вниманием.