Цветок яблони
Шрифт:
Что уж говорить о Сабире.
И все равно. Все равно. Было больно и немного обидно.
— Да, отец. Я принимаю её волю.
Купец помолчал, подвигал челюстью, глядя на сына пристально, иначе, чем прежде. С уважением. И с сожалением.
— Ты облачишься в платье, как того требует традиция. Ты не будешь богат. Ты не познаешь женщин. Дэво лишены страстей. У тебя не будет детей, а у меня внуков. Ты уйдешь на гору Чтак, учиться слушать ее, и, когда вернешься, скорее всего, время моей жизни уже подойдет к концу. И твоей матери тоже. Но этот дом всегда открыт для дэво.
— Я знаю
— Сейчас. Если поторопишься, то завтра нагонишь первого жреца.
— Прощай, отец.
Когда он уходил, купец сказал ему в спину:
— Когда услышишь ее, передай от меня... надеюсь, я приношу эту жертву не напрасно.
Солнце клонилось к закату.
Бордовое, словно спелая вишня, оно перестало мучить все живое и наконец-то одаривало сухие отвесные скалы тёплым, благодатным дыханием. Розовые склоны целовал ослабленный свет, не проникая в глубину долин, уже захваченных ранними сумерками, и солнечный шар, бессильный, дробился на тысячи осколков в украшенных медными полосами стенах Храма.
В зале Десяти касаний горели свечи. Чадили, потрескивали, таяли с медленной величавостью торговых кораблей пшту, что приходили в порт, привозя товары для отца.
Сабир чуть улыбнулся, радуясь, что помнит, несмотря на годы, те отрывки из прошлой жизни. Теперь казавшейся ему странной, ненужной, совершенно пустой.
Медная пластинка в его руках, с множеством хаотично распложенных дырочек, та самая, что когда-то обожгла лоб, теперь ползла по страницам книги. Они были из меди, но столь тонкой, что очень походили на бумагу по тому, как гнулись и шуршали под пальцами, которые после долгого чтения пахли этим металлом. В отверстиях пластинки, ключа к святому манускрипту, появлялись буквы старого наречия, которые складывались в нужные слова. Откровения милосердной к тем, кто готов служить ей и кого она награждала в меру своей безграничной щедрости.
Сабир помнил тот день, когда впервые был допущен к святыне. Он с трепетом открыл обложку и в немом разочаровании воззрился на бесконечные вариации букв, идущих друг за другом без всяких промежутков.
Без всякого содержания.
Тогда первый жрец положил на страницу пластину, и перед взором ученика появились осмысленные слова. Он провел ключом по странице сверху вниз и прочитал Первое из Откровений.
— Саби. — Знакомый голос вырвал его из воспоминаний.
Первый жрец протянул руки, и молодой человек, терпеливо ожидавший прихода учителя с солнцепадной молитвы, тут же собрался.
— Да, учитель.
— Что ты понял сегодня?
Эта фраза звучала каждый день. И была неизменной, как цели Мири. Из года в год первый жрец желал знать, не зря ли прошел день его ученика.
— Что ей больно за случившееся. Но я все еще не вижу её вины.
— Разве только вина может заставить нас исправлять что-то? Приводить мир и жизнь к лучшему? — Он не укорял, направлял. — Иногда правильные поступки совершаются только потому, что они правильные. В этом истина, к которой человек должен стремиться и которую часто забывает.
— Но разве истина не меняется от человека к человеку, учитель? Каждый видит и ощущает мир иначе. Спроси карифца и дагеварца, кто прав в последней войне. И ты получишь два абсолютно разных ответа, две правды. Истину можно и не узнать. Она потеряется в этих правдах, будет биться, словно птица в силке. Как найти правильную дорогу?
Первый жрец не нахмурился гневно, когда воспитанник оспорил его слова, лишь одобрительно кивнул, ибо в поиске через множество вопросов рождалось умение видеть первопричины всего мироздания. Так их учила Мири.
— По следам ее. Это странный ответ, Саби. Но со временем ты поймешь. Если она позволит тебе прочесть Медную книгу полностью. Лет через тридцать, а может быть, сорок, когда тебе будет ясна цель Храма. Все наши обязанности, долг перед ней, прошлым и будущим.
— Да. Учитель.
— Мы следы. Мы оставляем отпечатки на времени, которое она уже когда-то видела и в которое когда-то придет. Ты — будущий первый жрец. Такой же, как я. В тебе та же сила крови. Она одаривает тебя своей благосклонностью. Мы созданы для её цели. Для единственного действия. Ты, я, мой учитель и его учитель, и его, и так к самому началу основания нашей обители — кинжалы света, разящие мрак. Мы рождаемся, служим, ждем исполнения задачи и умираем, всю жизнь оставаясь в ножнах.
Сабир печально опустил уголки губ:
— Мне всегда грустно об этом думать, учитель.
— Ты молод и не понимаешь. Никто из нас не отчаялся. Он знает, что в грядущем один из нас обязательно найдет ее, а после исполнит свое предназначение первого жреца. Ведь другие верные избранные не в силах прочитать всю Медную книгу. Только мы. Только наша кровь впитывает эту медь, её слезы. Ступай. У тебя занятия с мастером боя. Надо много работать. Ибо Храм существует.
— Ибо Храм существует, — эхом повторил молодой дэво.
Солнце клонилось к закату.
Бордовое, словно спелая вишня, оно перестало мучить все живое и наконец-то одаривало портовые пирсы вестью, что устало и собирается уйти за далекие горы. Великий древний город оживал, стряхивал со своей пропыленной носорожьей шкуры улиц долгий зной, шелестел пальмами, трубил слонами, пел открывающимися курильнями и винными ложами.
Приятный свет легконогой газелью скользил по червонным крышам, острым конькам и статуям мраморных крокодилов, уже не касаясь сердец прекрасных парков, где томные сумерки скрывали нежными руками многочисленные парочки влюбленных. Солнечный диск, благосклонный к их сладостным тайнам, дробился в хрустальном шаре мастера-навигатора, что ждал, когда на корабль взойдет единственный пассажир.
— Учитель...
Саби, смотревший на запад, туда, где был дом, которого он не видел уже больше сорока лет, повернулся к юному дэво, терпеливо ожидавшему последнего напутствия первого жреца.
— Ты готов.
— Да. Но мой брат...
— Станет первым жрецом в свое время. Вас обоих выбрала Милосердная, такого не случалось раньше. Ты достоин быть первым из двух, но в Эльвате справишься только ты. Докажи герцогу, что он нуждается в мудром совете служанки Милосердной. Будь разумен и осторожен. В Небесном дворце уже подготовили тебе встречу те, кого отправляли раньше.