Цветок яблони
Шрифт:
О. Смерть их влекла.
Но Шерон понимала её законы куда лучше. Смерть больше не могла её одурманить. Браслет и меч словно бы оказались связаны через нее.
Девушка стала почти что функцией. Придатком. Ведомой.
Она не сопротивлялась, понимая, что не Мильвио — и ей не хватает ни знаний, ни опыта, ни сил, чтобы управлять легендарным клинком самостоятельно. Фэнико вел её за собой. И указывающая старалась не отставать.
Это было... впечатляюще, как уже сказал лейтенант.
Наверное. Со стороны.
Когда
Первый воин шауттов умер, даже не поняв, что произошло. Шерон прошла через десяток ближайших противников, как плуг по благодатной почве.
Кровь взлетела в воздух, и указывающая шагала сквозь этот кровавый дождь. Самые расторопные швырнули в нее копья и топоры, но не смогли задеть. Фэнико с молчаливым остервенением резал, рубил, колол, отсекал конечности и головы, выпускал кишки, добивал. Уничтожал тех, кто вставал у нее на пути, и преследовал тех, кто бросал оружие и убегал.
Кто-то, как видно узнав ее, а может, вспомнив Аркус, крикнул:
— Белый огонь! Белый огонь!
Пламя действительно меняло цвет, и теперь все факелы, все пожары перестали быть синими пятнами, став белым заревом, взлетели к звездам, но, по счастью, не имели той несжигаемой ярости, как в городе Шестерых.
И людоеды на улице дрогнули, сдали назад. А люди, воодушевленные её атакой, устремились следом за тзамас.
Бой переместился в соседние проулки, а после жестокая рубка началась вдоль каменной стены. Шаутты не стали терпеть такое. Один — кнутом из тьмы — пытался останавливать бегущих в поля мэлгов, двое других ринулись к Шерон.
Она слышала, как смеется Фэнико. Счастливым смехом мальчишки, который отправился в долгожданное невероятное приключение.
Меч в её руках снова развернулся веером. Огромным, точно стальной зонт, и укрыл Шерон от двух громогласных молний, на долгий миг озаривших все окрестности до горизонта. Она пронзила ближайшего шаутта в низком выпаде, перепрыгнула через лужу кипящей ртути, но второй, как и тот, что был с кнутом, увидев смерть товарища, оставил бой, утек тенями во мрак, а вместе с ними сбежали и мэлги.
— Хорошо, Маленькая смерть, — сказал Фэнико. Клинок едва не мурлыкал от удовольствия. — Хорошо. Он не зря тебя выбрал.
Мечу было лучше знать, что сделала тзамас, но, по её мнению, она не сделала ничего. Весь бой — его работа.
Указывающая моргнула, избавляясь от воспоминаний, и спросила с затаенным страхом:
— Скольких мы потеряли?
Сиор де Ремиджио тут же стал мрачнее, чем был всего лишь секунду назад, и его зеленые глаза, как это бывало у треттинцев, сразу утратили весь яркий цвет.
— Шестнадцать человек, госпожа.
Шерон их не знала. Нельзя узнать почти сотню воинов за неполные сутки. Но ей было жаль каждого. Они направились с ней и защищали ее.
— И больше тридцати местных, — продолжил командир гвардейцев. — Прежде чем вы пришли, мэлги прорвали оборону у колодца.
Она устало кивнула:
— Я посмотрю раненых через десять минут.
Она не спрашивала, есть ли среди них тяжелые и покалеченные. Понимала, что есть. Чувствовала их боль. Но также знала, что ни один не стремится на ту сторону прямо сейчас и им придется потерпеть. Ей следовало набраться обычных человеческих сил, чтобы заставить себя встать с земли.
Фэнико, в бою легкий точно перышко, теперь казался неподъемным. Все мышцы ныли, горели, буквально молили об отдыхе. Эта схватка далась её телу непросто, клинок Мильвио, сражаясь, выпил её последние запасы бодрости.
— Не думаю, что мэлги вернутся, сиор. По крайней мере, этот отряд. По крайней мере сюда. Но они остаются серьезной угрозой по всей длине границы с Мёртвыми землями. Его светлость следует предупредить как можно скорее.
— Все верно, госпожа. Полагаю, мои люди уже достигли замка барона. Он отправит вестовых дальше, к владетелю. Я предлагаю двинуться в путь, как только вы будете готовы. Возьму всех, кто сможет удержаться в седлах.
— Деревню все же стоит оставить. На тот случай, если я ошиблась.
— Я скажу старосте. Отправятся к замку, там их защитят, пока владетель не пришлет отряды, чтобы выжечь заразу. Госпожа... — Он заколебался. — Позволено ли мне спросить?
Она не хотела отвечать ни на какие вопросы. Она хотела побыть хоть немного в тишине. А еще лучше упасть и уснуть. Но конечно же кивнула.
— Женщина с вами... — Он не счел нужным запоминать имя той, кого называл служанкой.
— Сиора Лавиани.
— Да... Сиора Лавиани. Она тоже некромант? Мои бойцы говорят, у нее получилось убить шаутта голыми руками.
— Это правда. Получилось. Как я уже говорила, моя спутница — охотница на мэлгов.
— Я таувин. — Лавиани села рядом с Шерон, подняла с земли Фэнико и стала протирать его от подсыхающей крови. — Простая, добродетельная, скромная таувин.
Треттинец чуть ошалело уставился на сойку, затем перевел взгляд на Шерон.
— Темные времена пришли, сиор. — Голос указывающей звучал негромко. — В такие дни кого только не встретишь.
Когда они остались вдвоем, Лавиани, глядя в спину лейтенанта гвардейцев, буркнула:
— Это стоило сказать, хотя бы чтоб поглазеть, как вытянулась его благородная рожа.
— Удивлена, что ты стала говорить хоть что-то.
— Рыба полосатая, я сама не рада, но что прикажешь делать? Видели меня многие. Промолчать — эта история обрастет слухами, и прежде, чем мы прибудем к ублюдку Анселмо, меня сочтут или новой Рукавичкой, или вообще одной из Шестерых. Довольно обременительная слава для такой, как я. Куда более обременительная, чем быть ложным таувином.