Цветок забвения. Часть 2
Шрифт:
В таких условиях побег из-под стражи был вопросом времени. Но когда это случилось, Чили осмеяли ещё более жестоко, чем в прошлый раз.
— Уродина.
— Калека.
— Лгунья.
Это произошло у реки, где я с некоторых пор часто бывала, и Чили как будто знала, где меня искать. Она пришла, чтобы дать мне зеркальце взамен моего, которое она утопила. Казалось невероятным, что в её ситуации Чили вообще могла беспокоиться о подобной ерунде.
— Возьми, оно мне больше не нужно, — сказала она безо всякого приветствия, протягивая мне подарок.
Чили сделала
— Красивое. — Я провела пальцем по узорной рамке, будто по оправе драгоценного камня. Никогда не видела стекла такой чистоты. Главным его украшением моему лицу точно не стать. — Ты уверена?
— Да.
— Едва ли ему понравится смена хозяйки.
— Тогда просто выброси его.
Я повернула вещицу, поймав на зеркальную поверхность луч. Солнечный поцелуй скользнул по лицу Чили, и она зажмурилась.
Я улыбнулась.
— Думаю, в него может смотреться лишь солнце.
— Я ухожу, — заявила она, но с места не сдвинулась. До тех пор, пока наблюдающие за нами девочки не спросили, по-змеиному шипя:
— Нашла себе новую подружку, Чили?
— Нет! — рявкнула она, поворачиваясь ко мне спиной. — Мне никто из вас не нужен! Оставьте её в покое!
Чили уходила, понимая, что все мирятся с её существованием до тех пор, пока она не виновна ни в чём кроме своего рождения. Стоило ей хоть пальцем тронуть одну из Дев, и противницы Метрессы сочтут этот поводом растерзать её. У неё был небольшой выбор: либо прятаться во дворце, либо молча сносить издевательства. Для Чили обе эти участи были одинаково нестерпимы.
Мне было проще. Не только потому, что находиться в самом низу любой иерархии было привычно для меня. Пусть и «калека», но я была любимицей Мяты, поэтому мне старались сильно не досаждать. Лишь изредка самые смелые из учениц кидали в меня репей, заявляя:
— Это подходящие цветы для твоих волос. Радуйся, никто кроме нас их не украсит!
Ерунда по сравнению с тем, как однажды «украсили» волосы Чили её бывшие подруги.
Среди зачинщиц была Виола, как видно, жаждущая мести сильнее остальных. Думаю даже, это было именно её планом. Замаравшись дружбой с Чили, она решила раз и навсегда от неё отмыться, поэтому задумала казнь, жестокость которой полностью её оправдает. Никому кроме неё это провернуть бы и не удалось, ведь Чили никого кроме неё бы не подпустила…
На самом деле, я не знала подробностей. Просто однажды, проходя мимо заросшей ипомеей беседки, я увидела, как из неё выбежала Чили. И я бы обрадовалась этой встрече, если бы только её волосы при этом не горели.
— Жгучий перчик! — хохотали девочки, выглянув из укрытия, пока им не ответил вопль сгораемого заживо человека. Тогда, перепуганные, они бросились наутёк.
Волосы Чили сгорели за секунды, и пламя перебралось на лицо и одежду. Когда она упала на землю, я кинулась сверху, пытаясь сбить огонь.
Крича и борясь, мы в итоге свалились без сил. Дым разъедал глаза. В горле — тошнотворное смешение крови от прокушенного языка и пепла. Мы обе плакали от ожогов, но раны Чили зажили за несколько минут, в отличие от моих. В то же время рана, которая останется с ней навечно, не шла ни в какое сравнение с моими. Поэтому дочь Метрессы продолжала кричать и вырываться.
— Всё прошло, Чили!
— Больно!
— Тише, успокойся. Всё прошло, слышишь? Тут только я, Ива, а эти гадины сбежали. Они больше не тронут тебя, — хныкала я, неловко доставая из кармана подаренное ею зеркальце. — Вот, посмотри на себя. У тебя на лице ни следа не осталось. Всё мигом зажило. Им не удалось тебя обезобразить. Открой глаза, ну пожалуйста. Взгляни на себя. — Я поднесла зеркальце к её лицу. — Вот, с тобой всё в порядке.
— Мои волосы! — взревела Чили, увидев себя.
— Они отрастут и будут ещё длиннее и роскошнее, чем прежде.
— Их нет! Мои волосы!
— Знаю, у тебя самые красивые волосы в клане.
— Что… Что они сделали со мной?! Что мне теперь делать?!
Похоже, волосы были её последним аргументом в пользу того, что она принадлежит к нашей семье так же, как и все остальные. И Виола у неё это слабое утешение отобрала.
— Успокойся, Чили, ты и без волос краше любой из нас.
— Не ври мне! Я урод! Я мужчина! Они правы!
— Не иди у них на поводу. Я же говорила тебе, ты ни капли не похожа на мужчину. Сама посмотри.
Она ударила по моей обожжённой руке, и я распрощалась и с этим зеркальцем: оно разбилось об камни.
— Тогда покажи мне его! — потребовала Чили. — Покажи мне, чтобы я поверила! Хотя бы одного! Мне нужно увидеть собственными глазами, чтобы никогда больше не думать об этом!
— Я не могу, прости.
— Почему?! Где ты видела их? Отведи меня туда!
— Я не могу, Чили. Они же умерли.
— Мёртвые — так даже лучше! Принесём их сюда и покажем всем!
— Но ведь они уже давным-давно сгнили.
— Сгнили? — повторила она шёпотом, моментально успокаиваясь. — Как это…
— Я видела их в лесу. Мёртвых. Их там уже нет.
— Почему нет?
Она, действительно, не понимала. Чили не сталкивалась со смертью прежде. Она не знала даже, что такое увядание.
— Мёртвые… они разлагаются, — проговорила я, стирая её слёзы, — и при этом ужасно пахнут. Любого стошнит. В их телах заводятся черви. Сгнивая, мясо обнажает кости, пока не останется лишь скелет. Каким бы красивым ни был человек, смерть обезобразит любого. Даже самую прекрасную Деву.
Жадно выслушав самое лучшее утешение, Чили выдохнула:
— Хочу.
— Д-да?
— Хочу убить их, — призналась она тихо, но абсолютно не страшась своих слов. — Убить их всех. И не хоронить, не прятать… Чтобы они, гордящиеся своей женственностью, стали кормом. Чтобы они уже пахли отнюдь не цветами. Вот чего они все заслуживают.
— Не говори так.
— Почему нет? Разве они не этого добиваются, делая всё это со мной?
— У тебя шок, Чили.
— Да. Это странно, по-твоему? Если даже непорочные Девы позволили себе подобное, то какой должна быть месть мужчины?