Цветок Запада
Шрифт:
Шум в зале все нарастал. Наконец поднялся один сердитый рыцарь.
– Я считаю, что это недостаточное наказание. Вы простили ей ее проступок! Если Фицроджер не может выпороть свою жену здесь перед нами, я могу сделать это вместо него!
– Любой человек, причинивший вред моей жене, станет отвечать передо мной за совершенное!
Все замолчали, а поднявшийся мужчина опустился на свое место.
Фицроджер внимательно осмотрел зал.
– Присутствует ли здесь кто-нибудь, кто выскажется против принятого мною решения? Я буду
Промолчали все, и это было неудивительно. В его голосе Имоджин явно почувствовала ярость и желание убивать. Она чуть было не потеряла из-за этого сознание, потому что боялась, что вся его злоба потом будет направлена против нее.
Фицроджер резко поднял Имоджин на ноги.
– Тогда будем считать, что в глазах всей Англии моя жена восстановила свою, честь и впоследствии к ней будут соответственно относиться.
Он поклонился королю.
– Согласно вашей воле, мой господин! Генрих нахмурился, но сказал:
– Так оно и будет, но я сам являюсь мужем, и мне кажется, что для всех станет лучше, если отсюда не станут просачиваться слухи о случившемся, чтобы не заразить подобной вольностью всех женщин Англии!
Имоджин тут же подумала, что немного подобной «заразы» могло бы принести большую пользу всем, но она торопливо опустила глаза долу и решила не открывать рта ни в коем случае. Видимо, она сделала это не слишком быстро.
– Тай, уведи свою жену, – недовольно заявил король. – И научи ее вести себя как положено. И захвати с собой кнут. Мне кажется, что он тебе еще пригодится.
Фицроджер молча шел впереди, а Имоджин тихо и робко следовала за ним. Ее нервировало, что он на ходу похлопывал себя по ноге кнутом. И еще она волновалась, глядя, как Тай прихрамывал. Неужели он теперь все время будет хромать, подумала Имоджин.
Когда они вошли в главную башню, Имоджин огляделась вокруг, вспоминая сцены былой боли и ссор. Ее поражало, как сильно изменилась она сама и вся ее жизнь с тех пор, как она покинула эти стены.
Имоджин посмотрела на мужа, одетого с головы до пят во все черное, увидела его сердитое лицо, и у нее задрожали колени.
Тайрон отошел от жены и повернулся к ней лицом, не выпуская из рук хлыста. Его глаза сверкали от ярости.
– Ты была не права. Скажи мне это. Имоджин попыталась проглотить слюну в горле.
– В глазах людей я не права. Я это знаю.
– Я предупреждаю тебя, Имоджин, что с удовольствием отлуплю тебя.
Потом он вспомнил, что в руках у него находится хлыст.
Он отшвырнул его, и тот с шумом упал на пол. Имоджин чуть было не упала в обморок от облегчения.
– Ты хотя бы понимаешь, сколько неприятностей было у меня из-за тебя? Ты разбередила самую больную рану в сердце Генриха – манию проповедовать справедливость. И мне пришлось применить все свое искусство уговаривать и даже где-то надавить на него, чтобы все разрешилось так легко. Ты понимаешь
Имоджин кивнула головой. Она тщетно старалась, чтобы у нее не дрожали губы, пока муж отчитывал ее.
– Мне так жаль, – сказала она.
– Чего тебе жаль? Объясни мне. Она посмотрела на Тайрона.
– Мне жаль, что ты злишься на меня, – призналась Имоджин. Тайрон захохотал.
– Ты, как всегда, слишком честна. Это твой врожденный грех.
– Ты предпочитаешь, чтобы я не говорила правду?
– Конечно, этим бы ты значительно облегчила мне жизнь.
И у Имоджин потекли две слезинки по щекам. Она торопливо их смахнула с лица и захлюпала носом.
– Клянусь священной чашей Грааля, Имоджин, – было видно, что ярость его немного утихла, – я не злюсь на тебя за то, что ты такая правдивая. Хотя если бы ты дала клятву на суде, то все было бы гораздо проще.
Имоджин гордо приподняла подбородок.
– Фицроджер, я больше не могу давать ложные клятвы, – грустно заметила она. – Мне было так больно…
– Моя слишком честная амазонка. Тайрон глубоко вздохнул и продолжил:
– Имоджин, неужели ты все еще не поняла, что жизнь – это борьба, где идут в ход и ногти и зубы, а не чудесная сказочка про принцесс и их верных паладинов?
Она отрицательно покачала головой, а Фицроджер принялся расхаживать по комнате.
– Я боюсь за тебя! Ты мне напоминаешь меня самого, когда мне было тринадцать лет и я предстал перед Роджером Кливским и стал перечислять все его грехи! Конечно, я был прав, но как мне пришлось страдать после этого!
Она заглянула ему в глаза.
– Но ты был прав!
– Не забывай, чем обернулась для меня эта правда!
– Я ничего не забыла! Ты спас меня, мой паладин!
– Имоджин, я никакой не паладин!
– Для меня ты именно такой. Ты пытался спасти меня от моей глупости с того самого момента, когда я ударила тебя, разве я не права?
– Значит, ты меня раскусила, да? Имоджин не сводила с него взгляда. Тайрон раздраженно сказал ей:
– Как только я пришел в себя, то сразу понял, что у нас возникли проблемы. Теперь мне кажется, что было бы лучше, если бы Ренальд не возил тебя в Клив. Это был бы более умный маневр, но твоей шкуре тогда пришлось бы нелегко!
Он почти сладострастно посмотрел на плетку, а потом на жену.
– Но мне тоже тогда казалось, что тебе лучше оставаться в Кливе, пока я не решу все для себя. Я надеялся, что, когда будет взят замок Ворбрика и Генрих поймет, какое там творилось зло, он хоть немного смягчит свой гнев. Но все оказалось не так. Он решил, что в нашей стране будет торжествовать только справедливость.
– Признаюсь, что меня не волновало то, что был убит Ворбрик. Я очень боялась, что ты меня бросишь за то, что я ударила тебя.
Лицо Тайрона сразу стало серьезным.
– Я никогда не оставлю тебя, Имоджин. Он произнес это весьма строго, но она была рада услышать такие слова.