Цветущий сад
Шрифт:
Вир продолжал рассказывать о Берлине двадцатых годов и удивлялся тому, как мало изменилась Нэнси. Ее мягкий, бархатный голос все так же действовал на него. Он не мог оторвать взгляд от ее полных подвижных губ. Ее некогда длинные волосы теперь были по моде коротко подстрижены, подчеркивая красоту глаз и овала лица.
Небо стремительно затягивалось тучами, и Вир встал.
— Становится прохладно. Пойдем вниз и выпьем бренди.
Когда они спускались по трапу, он взял ее за руку.
— Нэнси… — Слова застряли у него в
Ничего не понимая, она обернулась, скользнув по нему быстрым, слегка насмешливым взглядом. Вир ощутил легкий, едва уловимый аромат ее духов.
Он осторожно взял Нэнси за талию и придвинулся ближе, заключая в свои объятия. Улыбка исчезла с ее лица, а в глазах появилось сначала изумление, а затем панический страх.
— Нет, — прошептала она, но он уже прижался к ее губам, целуя с такой нежностью, что ее первоначальный протест угас. Губы его были мягкими и теплыми. Тело — твердым и уверенным. От него исходило невероятное спокойствие.
Когда он оторвался от нее, она, превозмогая себя, сказала:
— Извини, Вир. Не надо делать этого.
Его руки продолжали обнимать ее.
— Почему? — спросил он осторожно. — Из-за Джека?
Она отрицательно покачала головой.
— Из-за другого мужчины?
Нэнси кивнула.
Он помолчал с минуту, скользя пальцем по контурам ее лица и чувственному изгибу губ.
— А он любит тебя?
Она криво улыбнулась:
— Нет. По-моему, он не знает, что означает это слово.
Яхта слегка качнулась под ними.
— Тогда забудь его и отдайся любви с тем, кто знает, что это такое.
Она робко улыбнулась:
— Я хотела, Вир. Но не смогла.
— Ну что же, поглядим, — сказал он и, взяв ее за руку, повел в бар, сверкающий золотом и зеркалами.
Позже, за ужином, когда они ели омаров в столовой, размеры которой не уступали обеденному салону пассажирского лайнера, Вир задумчиво спросил:
— А почему ты выбрала Мадейру?
— Потому что этот остров достаточно удален и от Америки, и от Англии. Я уже была там, и там живет Зия Санфорд.
Это было близко к истине.
Вир налил себе еще вина и сказал:
— Я был здесь около года назад. В апреле прошлого года. Это любимое место моего приятеля — газетного магната.
Нэнси улыбнулась:
— Ты не жалеешь, что его нет на борту «Рослин» и что он не плывет с тобой на Канары?
— Не было никакой возможности прихватить его. Он слишком занят запугиванием правительства.
Нэнси не испытывала никакого желания говорить о политике. Эти разговоры всегда сводились к Верити.
— Как долго ты пробудешь на Мадейре? — спросила она.
При свете лампы его волосы отливали серебром. Серые глаза казались искренними, прекрасной формы губы и подбородок говорили о том, что этому человеку можно доверять. У них были общие предки, общая бабушка. У него была удивительно приятная внешность, звание пэра, и хотя ее мать лишилась всего состояния и вынуждена была выйти замуж за американца, Вир Уинтертон не испытывал подобных затруднений. В мире было не так уж много людей, владевших такой большой и роскошной яхтой, как «Рослин». Он прекрасно подходил на роль любовника, и Нэнси почувствовала медленно растущую злость от того, что не могла ответить ему взаимностью. Рамон, вероломный и ветреный, привязал ее к себе стальными канатами.
— Пока ты не уедешь оттуда, — сказал он тихо.
Она почувствовала безысходное отчаяние. Неужели Виру придется везти ее тело назад в Англию? Она не указала в завещании, где ее должны похоронить. Ей было все равно. Когда она составляла завещание, ей казалось, что это никого не касается. Но теперь Вир грозился остаться с ней до конца, и ей представилась ужасная картина, как ее гроб стоит на столе, где они только что обедали.
— Что случилось? — спросил он так, что Нэнси вздрогнула. — Уж не увидела ли ты привидение?
— Ничего, — сказала она резко, но тут же заставила себя улыбнуться, когда он встал, чтобы принести ее вечерний палантин.
Накинув мех ей на плечи, Вир поцеловал ее в затылок. Нэнси ладонями коснулась его рук, испытывая невыразимую тоску, — Прости меня, — сказала она и, повернувшись, поцеловала его в щеку, как брата. — Спокойной ночи, Вир.
На какое-то мгновение ей показалось, что он хочет воспользоваться предлогом и опять поцеловать ее в губы. Но Вир не Рамон. Он коснулся губами ее рук, а Нэнси, закрыв за собой дверь каюты и оставшись одна в темноте, едва сдержала слезы, вспомнив горячее прикосновение губ Рамона к ее ладоням.
Когда утром Мария разбудила ее, принеся свежий апельсиновый сок, яркое солнце освещало каюту; сквозь иллюминаторы.
— Мы почти на месте, мадам, — радостно сказала Мария. — Вы уже можете увидеть остров.
Через полчаса Нэнси стояла на мостике рядом с капитаном и Виром, наблюдая, как они все ближе и ближе подходили к Мадейре. Сначала показались голубые горы, круто поднимающиеся прямо из моря, затем уже было видно зеленую тропическую растительность: деревья, яркие бугенвиллеи, мимозу и гибискус. Еще до того, как показались очертания домов Фанчэла, Нэнси заметила розовые крыши отеля «Санфорд», расположенного на скалах, возвышающихся над гаванью.
— Лорд Клэнмар говорит, что это настоящий райский сад, пробуждающий романтические чувства в сердцах журналистов, — сказал Вир, улыбаясь ей.
Когда яхта вошла в гавань, подул сильный ветер, донося до них запах тамариска. Почти все склоны холмов вокруг города утопали в африканских маргаритках и стрелитзиях.
— Здесь должен находиться Майклджон, — добавил Вир, кивнув в сторону сверкающего семидесятифутового шлюпа. — И Каррингтон. Ты уверена, что не хочешь на Канары? Там будет гораздо спокойнее. В феврале на этом острове отдыхает половина Лондона.