Цветы абсолютного зла
Шрифт:
Шубин понял, что ошибся, Аш все-таки успел немного прийти в себя. И вот узнал Земцову… Откуда он ее знает?
– Да, моя фамилия Земцова. Я веду дело об убийстве Ольги Неустроевой. Но раньше мы, кажется, не встречались?
– Я видел вас сегодня на кладбище, во-первых, во-вторых, мне друзья вас как-то показывали в ресторане, где вы были с вашим мужем, Крымовым. Не понимаю, как он может вас оставлять здесь одну?
– Виктор, весь город знает о том, чем вы занимаетесь, какую пропаганду ведете, что вы связаны с московскими скинхедами, или фашистами… Но поскольку вы до сих пор на свободе, видимо, власти не считают вас социально и политически опасным, хотя на вашем счету и погромы, и осквернение могил… Что такого могла знать Ольга, за
Аш, к удивлению присутствующих, как будто немного успокоился и снова попытался надеть на лицо одну из своих многочисленных непроницаемых масок, способных ввести в заблуждение кого угодно. Ему это, как ни странно, удавалось даже сейчас!
– Здесь холодно, давайте пройдем в комнату, там я разжег камин, посидим, потолкуем, а уж потом вы сами решите, сдавать меня ментам или нет. Но предупреждаю сразу – Ольгу я не убивал и никакого отношения к убийству не имею.
Никто не возражал переместиться в более теплое помещение. Большая гостиная, залитая светом (Аш включил высоко подвешенную к куполообразному потолку люстру, сделанную под старину), огонь в камине, овальный дубовый стол, на котором поднос с напитками… Все расположились поближе к огню.
– Как в кино, – шепнула Женя Шубину, усаживаясь подле него в глубокое, покрытое толстой, похожей на медвежью, шкурой кресло. – Красиво, ничего не скажешь…
– У меня нет алиби на момент убийства, и я был в парке в тот вечер. И пригласила меня туда Ольга. Ей нужны были деньги. И хотя деньги ей были нужны всегда и она часто обращалась ко мне за ними, именно в тот вечер я не мог ей их предоставить. Я сильно потратился, купил машину, но пообещал Ольге, прямо в парке, где мы встретились, что непременно разыщу для нее деньги, попрошу у родителей. Мы были с ней в достаточно близких отношениях, чтобы обходиться без церемоний. Я знал многое о ее жизни, а она – о моей. У нее были свои проблемы, у меня – свои. Но, клянусь, в тот вечер я раздобыл деньги, десять тысяч, хотя она просила гораздо меньше…
– Зачем ей нужны были деньги?
– Вы же сами знаете, что у нее за родители. Она мечтала снять квартиру и переехать туда. Я пообещал, что помогу ей в этом. Я оставил ее в парке, хотя и видел, в каком взвинченном состоянии она находилась… Возможно, мне надо было взять ее с собой, и тогда бы она осталась жива… Но я сказал ей, чтобы она пошла погреться в кафе, там, в парке, неподалеку от теплицы, есть хорошее кафе… Я дал ей денег, но только на чашку кофе, у меня больше не было… И вернулся довольно быстро, искал ее в ресторане, можете спросить охрану, меня видели… Думаю, то, что я был в парке, может подтвердить еще старуха в зеленой шляпе. Понимаю, что говорю себе во вред, что это лишь усиливает ваше подозрение, но я вернулся, повторяю, в парк, чтобы дать ей деньги. Я очень хотел, чтобы она пожила спокойно одна. Она была хорошей девчонкой, да вот только с родителями ей не повезло…
– Вы ее не нашли?
– Нет.
– Может, вы видели ее… труп под деревьями? Увидели, испугались и убежали? – спросила Земцова.
– Нет, я никогда бы не позволил Оле лежать на холодной мокрой земле в парке, даже зная, что она мертва…
– Потому что она красивая?
– Потому что я ее отлично знал и был по-своему привязан к ней. Мне всегда хотелось сделать для нее что-то хорошее.
– Я вот слушаю вас, Виктор, и никак не могу понять, то ли вы нас за идиотов держите, то ли у вас что-то с головой… Под Каменкой кто бараки построил, кто агитировал очистить нацию, общество от «отребья», не знаю там еще от чего или кого? Он, понимаешь ли, концлагерь строит под Каменкой, странные листовки распространяет о страшных опытах, которые проделывали над узниками концлагерей, а теперь вот эта непонятная благотворительность… – разозлилась Земцова. – Вы можете четко сформулировать ваши идеи, Виктор?
– Сейчас. Раз я остался один, мне уже незачем играть в эти игры… да и идеи были не мои, но они могли бы стать моими, доведи я дело до конца со
– А может, для большинства людей к счастью? – У Шубина на лице отразилось отвращение к сидящему напротив него Ашу. – Вы же имеете в виду Барыбина?
– Вам и про Леню известно? Да, я до сих пор скорблю о нем. Он был личностью, волевым человеком, я очень хотел походить на него, потому и втянулся во все эти политические дела, сунулся, ничего не понимая… Но я видел, как сильно вырос в глазах своих же одноклассников, когда те узнали, что, помимо обычных подростковых увлечений, я занимаюсь чем-то серьезным… Но вы же неглупые люди, неужели не понятно, что все это – сплошной антураж, а эти бараки – декорации к спектаклю, который никогда не будет поставлен… Порой мне и самому становилось жутко, когда я читал ту страшную книгу об Освенциме. Кстати, у меня ее выкрали в школе. Видимо, кто-то еще захотел поиграть в войнушку… – Он хрипло рассмеялся.
– Да если бы не ваши влиятельные родители, у вас могли бы быть большие неприятности, надеюсь, это-то вы понимаете, – сказала Земцова.
– Естественно. И этой дачи бы не было, и этого камина, и этого огня… Я просто сын своих родителей и очень одинокий человек. Сегодня вот похоронил еще и Олю…
– Как она относилась к вашим политическим играм?
– Боялась. Панически. Она верила, что я способен причинить людям боль… Но ей бы я никогда не причинил боли… Да, кстати, меня собираются подставить, вы еще не слышали? В моей квартире появились какие-то дурацкие листки с цитатами из этой книги… Не удивлюсь, если на моей одежде будет свеженарисованная гуашью свастика. Тот, кто пытается подставить меня, и есть настоящий убийца Оли.
– Вы с Ольгой были в близких отношениях?
– В близких отношениях он был с Леонидом Барыбиным, сейчас у Виктора другая пассия, которой он, вероятно, и купил машину и остался, бедолага, без денег… – это вставила молчавшая до этого Таня. – Он либо гомосексуалист, либо бисексуал…
– Вот Оля была другой, – живо отреагировал на выпад Бескровной Аш. – Она в этом плане понимала меня и даже жалела по-своему. Она понимала, как я страдаю без Лени.
– Зачем вам нужна была Оля?
– Она была хорошим человеком. К тому же на ней я проверял свои рассуждения о жизни, об обществе и о том, куда мы катимся… Но, повторяю, она была слишком зациклена на своих проблемах, связанных с родителями и элементарным выживанием, чтобы более внимательно относиться к моим, скажем так, бредовым идеям… У меня-то по сравнению с ней было все. И мне нравилось что-то дарить ей, покупать, давать деньги… К тому же мы ходили с ней по ресторанам, где нас все принимали за пару. Иногда мне надо было это… Мой новый друг не может заменить мне Леню, зато он красив как бог… А вы почему молчите? – обратился он к Патрику. – Вы тоже в моем вкусе.
– Слушай, у тебя действительно не все дома! – взорвалась Таня. – Все улики против тебя, даже тетка в зеленой шляпе тебя видела, по сути, в момент совершения убийства, а ты еще злишь нас всех! Да кто тебе поверит, что это не ты убил Ольгу? Кто?
– Я ее не убивал. И какие у меня могли быть мотивы? Я привез, повторяю, ей в парк деньги, но ее нигде не было… Можете спросить охранников этого кафе, я поднимался на второй этаж, смотрел, ее нигде не было…
– Виктор, вы знали, чем зарабатывала себе на жизнь ваша подруга? Вы знали о тех объявлениях, которые она расклеивала в подъездах, в лифтах многоэтажек?
– Конечно, знал. Я и деньги ей давал, чтобы только она бросила это занятие. Но я понимал, что все не так просто, что бросить занятие проституцией в ее положении, да еще и в том психологическом состоянии, в котором она находилась последний год, будет трудно.
– Почему?
– Да потому что ей элементарно не хотелось идти домой, вот она и шаталась по своим клиентам, которые порой даже и заплатить-то толком не могли…
– Вы знали кого-нибудь из ее клиентов? Или хотя бы видели?
– Нет, конечно.