Шрифт:
Михаил Грешнов
Цветы Альбароссы
Чудеса начались сразу, как только ракета опустилась на луг. Григорий приземлил ее на воздушной подушке: уже сотню лет инструкция требует при достаточной плотности атмосферы пользоваться компрессорами. Но при любом, даже сверхосторожном спуске воздушный столб срывает верхний почвенный слой, корабль садится в облаке пыли. Здесь ракета села, не подняв с поверхности ни пылинки. Под каждой из ферролитовых лап шасси клонились живые цветы.
Борис и Григорий смотрели на них сквозь стекла иллюминаторов.
– Давление воздушной струи - четыре тонны
– Можно было бы раздавить слона...
Цветы оставались целыми, нежными, с полупрозрачными лепестками.
Датчики показывали наличие кислорода, двадцать два градуса тепла по Цельсию и отсутствие в воздухе биогенных носителей.
– Прямо-таки не терпится потрогать цветы руками!
– ответил Борис. Выйдем!..
– Подожди, - Григорий включил приемник.
– Зачем?
– Борис поднял недоумевающий взгляд.
– За восемь часов облета хоть бы кто-нибудь охнул на наши вызовы...
– А что мы теряем?
– сказал Григорий, глядя, как наливается зеленью индикатор. Борис недовольно сопел у него над ухом, ему не терпелось ступить на почву планеты - вечно жгучее желание открывателей.
Верньер медленно, не считаясь ни с чьим желанием, двигался по шкале УКВ. В диапазоне четырех метров он наткнулся на звон.
– Слышишь?
– спросил Григорий, останавливая планку и оборачиваясь к Борису.
– Что-то новое!..
– воскликнул Борис.
– Новое, - согласился Григорий.
– Поет планета?..
Из решетчатого кружка динамика лился непрерывный, настойчивый звон. Казалось, что звенит рой возбужденных ос. Или миллион серебряных колокольцев...
Планета была открыта лет тридцать тому назад - в пересчете на земные обыкновенные годы. Световые ракеты смяли обычное время, сделали его частным временем каждого корабля. Они же показали полную непригодность гигантских космических лайнеров, которыми увлеклось человечество в начале двадцать первого века. В Пространстве лучшими показали себя небольшие ракеты, с экипажем в два-три человека. Когда снаряжалась комплексная экспедиция, объединялось до двадцати кораблей. Впереди ставились заслонные керамитовые ракеты, которые рассекали облака пыли, прокладывали туннель последующим, идущим за ними в нитку.
Даже в двадцать втором столетии человечество еще приглядывалось к Пространству. Полеты были трудными, как плавание на каравеллах, уходивших когда-то путями Колумба и Магеллана. Космос не давал человеку ни уютного света кают-компаний, ни широких экранов. Каждый полет требовал от космонавтов работы, выносливости, невероятной смелости и физической силы.
Седьмая комплексная экспедиция была направлена к Ригелю Ориона в 2111 году. У небольшой белой звезды, в четырнадцати парсеках от Солнца, экспедиция открыла голубую планету с удивительно постоянным фоном: в атмосфере не было облаков, поверхность планеты казалась ровной, как бильярдный шар. Об открытии сообщили на Землю, попросили назвать планету Зарей. Понравился цвет: планета, наверно, была покрыта водой или синим туманом. Оказалось, что Заря есть уже в Кассиопее, а вторая Заря - в Павлине. В Космографическом Центре попробовали перевести название на латинский, на близкие к нему языки и в древнем провансальском нашли замену: Альба - рассвет. Но и здесь открывателям не повезло: Альб оказалось шесть... Выход все же нашли: планете дали название Альбаросса.
Это Седьмую звездную удовлетворило. Но исследовать планету тогда не удалось - слишком далеким был путь до Ригеля. Исследование было поручено Девятой комплексной, тоже посланной к Ориону. Флотилия замедлила ход, кроме ракеты Григория Ломма: ему на исследование было дано сорок часов. А потом предстояло догонять экспедицию в течение двух недель. Так навигатор Ломм и механик Борис Рожков оказались на Альбароссе.
Планета действительно была синей, как весеннее небо. Но не океан и не дымка придавали ей синеву: от экватора до полюсов планета оказалась покрытой цветами.
– До безумия хочется подержать их в руках...
– говорил Борис, налегая на рычаг гидросистемы, открывавшей выходной люк.
– Сейчас, сейчас...
– сдерживал Григорий нетерпение друга.
Подъемник опустил их на цветочный ковер. Кабина открылась автоматически. Борис и Григорий вышли, не закрывая, однако, за собой дверь.
Ни один, ни другой не знали, что ожидает их.
Борис тотчас опустился на корточки. Цветы были обыкновенные - синие колокольчики. Нет, не обыкновенные: их нельзя было сорвать - невозможно переломить стебель.
– Проволокой прикручены?..
Борис рассматривал красную полоску на пальцах. Как обычно, он потянул стебель к себе, цветок наклонился, Борис ощутил на руке влажность его лепестков. Но сорвать цветок не удалось: стебель, как струна, резал пальцы. Сейчас Борис дул на медленно бледнеющую полоску.
– Попробуй!
– кивнул он Григорию.
Тот ничего не ответил, думал, что Борис дурачится: светлый прозрачный воздух, пьянящий большим количеством кислорода, солнце, синяя даль, похожая на спокойное море, рождали мальчишеское желание пуститься с Борисом вперегонки, плюхнуться в колокольчики и, задрав рубаху, подставить спину теплому солнцу.
Борис повторил:
– Попробуй!..
Выбрав цветок покрупнее, Григорий потянул стебель к себе. Тонкая прохладная нить врезалась в пальцы.
– Да-да...
– сказал он, отпустив стебель и шевеля пальцами в воздухе.
– Что ты на это скажешь?
– спросил Борис.
– То же, наверное, что и ты...
– Здоровенные парни, - развил его мысль Борис, - покорители космоса, не могут сорвать цветочек с клумбы. Что скажут девушки?..
– Без иронии, Боря. Это непростые цветы.
– За двести лет никто не встречал цветочков на проволоке...
– не унимался Борис.
Григорий вошел в кабину, загремел в ящике инструментами. Вынес обыкновенные, испытанные на Земле и на космических трассах кусачки. С трудом, действуя в две руки, друзьям удалось перекусить стебель цветка.
– Один...
– сказал Борис, держа цветок на ладони.
– А их миллиарды!
Колокольчик лежал маленький, легкий, слегка холодил ладонь. На срезанном стебле блестела капелька сока. Друзья разглядывали его, как живое чудо, не сразу заметив звенящий звук, дрожавший над лугом. Звук был настойчивый, непрерывный - такой же, как из приемника на корабле.