Цветы на нашем пепле
Шрифт:
– Делайте, что хотите, – махнула она рукой. И они втроем перенесли Лабастьера в палатку Ливьен.
Сейна, само-собой, устроилась тут же. Стало тесновато, но терпимо, если учесть, что Рамбай оставался снаружи. Только к исходившему от думателя резкому запаху мускуса привыкнуть было трудно. Но Сейна смущенно шепнула: «Он когда бояться перестанет, то и запах исчезнет». И Ливьен решила потерпеть.
Ей было немного обидно. Ей-то мечталось, что Рамбай, вынужденный два дня не вылетать в лес, побольше чем обычно посвятит времени ей. Выходило же совсем не так.
Беседа с Сейной текла вяло, и в конце концов
То, что между ними происходило, вряд ли можно было назвать «беседой» в обычном смысле этого слова. Скорее это был «обмен информацией». Начала Ливьен не слышала, но вскоре поняла принцип их «обмена»: ответ за ответ, словно товар за товар. Они помогали друг другу понять мир. Думатель, который мог бы стать самцом, но так и не стал им, и самец, которого чуть было не сделали думателем.
И каковы же были их интересы? Для Ливьен они явились полной неожиданностью. Хотя, поразмыслив, она поняла, что все естественно и объяснимо. «Дикарь» Рамбай хотел побольше узнать об устройстве мироздания, о поднебесных высотах и о строении материи… А «мыслителя» Лабастьера интересовало, например, сколько у Рамбая было самок, как он с ними вел себя и что чувствовал.
… – Ха! Но если нет небесной паутины, а только воздух, воздух и воздух, то почему небо синее?! И на чем ночью держатся звезды? – Чуть агрессивно вопрошал Рамбай с коварными нотками в голосе.
«Не самый подходящий вопрос существу, у которого нет глаз», – отметила Ливьен про себя.
Сейна приникла к надлобью Лабастьера, передавая ему слова Рамбая. Затем выпрямилась:
– Вода прозрачная, а в ручье она серая или зеленая. Потому что ее много. Воздух синий, когда его много. – («Однако! – подумала Ливьен. – Он, оказывается, без труда оперирует цветовыми понятиями…») – Звезды – это солнца, и они просто висят в пустоте, – продолжала Сейна. – Но они очень далеко, там, где уже нет даже воздуха. Ты, конечно, спросишь, можно ли до них долететь. Но раз нет воздуха, то и крылья бесполезны. Есть и другие способы летать, но бабочки ленивы и недостаточно любопытны, чтобы строить специальные аппараты и пользоваться ими.
Сейна перевела дух. Потом «выслушала» очередной вопрос Лабастьера и задала его Рамбаю:
– Ты говорил, что когда ты превратился из куколки в бабочку, ты не сразу почувствовал себя настоящим самцом. Когда, как и почему это все-таки случилось?
«С помощью Рамбая он пытается наверстать те естественные и обязательные периоды жизни, которые ему самому испытать не довелось», – догадалась Ливьен.
– Когда Рамбай вышел из куколки, он был прожорлив, как гусеница. Несколько дней мама не успевала кормить меня. И я вообще ничего не знал, а умел только есть, ходить и летать, это все само получалось. Но я очень быстро всему учился и совсем ничего не забывал. И есть уже не хотел. Так было целое лето. Рамбай и сейчас помнит все, что было тем летом, каждую минуту. Чтобы выучить новый язык, сейчас Рамбаю понадобится год или даже два, а тогда язык ураний и язык маака я выучил за неделю… А в конце лета я вдруг понял, что я – настоящий взрослый
У Ливьен сжалось сердце от жалости. И вдруг она вздрогнула от собственной мысли: полуторачасовые менструальные выделения, случавшиеся у самок регулярно, каждые двенадцать дней, должны были пройти у нее еще неделю назад… «Вот так-так! Неужели я беременна?» Само-собой, никаких противозачаточных у нее не было, кто ж мог предполагать, что во время экспедиции… Откуда в лесу взяться самцу маака?
Она представила, как был бы счастлив Рамбай, узнай он… Но сейчас это было бы так не вовремя! Нет уж. Будем надеяться, что задержка вызвана теми физическими и психологическими нагрузками, которые выпали на ее долю в последнее время.
Сейна уже передала ответ Рамбая Лабастьеру и, вновь подняв голову, слушала очередной вопрос.
– Если звезды – это солнца, только далеко, и потому маленькие, то почему они стоят на месте, а солнце ползет по небу? Жрецы ураний говорят, что солнце – паук, а звезды – яйца, которые он отложил. Рамбай не верит жрецам. Но то, что говоришь ты, еще неправильнее. Если звезды просто висят в пустоте, то почему они не падают на землю? Рамбай всю жизнь прожил в лесу, но Рамбай не дурак. – К концу тирады в голосе его прозвучали нотки обиды.
«Да, трудно будет объяснить ему основы астрономии без чертежей и без понимания, что такое сила тяготения, и как она уравновешивает центробежную силу… Мне, наверное, было бы попроще, чем Лабастьеру». И она вмешалась:
– Рамбай, давай, я тебе это завтра сама объясню.
– Ты? – с сомнением протянул Рамбай. Видно, никак не свыкнется с мыслью, что самка может знать больше, чем он.
– Я, я. С астрономией у меня в порядке. Меня этому учили…
– Ладно! – согласился Рамбай, осознав, что выгадал, получив возможность задать Лабастьеру лишний вопрос. – Стой, стой! – закричал он Сейне, которая уже наклонилась к думателю. – Другое спрошу. Пусть ответит, почему думатель такой умный? Что, все куколки такие умные, а когда становятся бабочками – глупеют?
На этот раз Сейне пришлось наклоняться к Лабастьеру несколько раз и выдавать ответ порциями:
– Возьмем шире. Гусеница разумной бабочки почти ничем не отличается от гусеницы насекомого. Только размером. Ее задача – поглощать пищу и расти. Мозг у нее очень маленький, вмещающий только главные инстинкты. – («Ну, это не совсем правда, – подумала Ливьен. – Они все-таки посообразительнее, чем обыкновенные червяки. К тому же очень игривые, и вообще, симпатичные…») – Но вот гусеница достигла необходимой массы. Теперь она закукливается.
Куколка – это небольшой завод по постройке бабочки из накопленных гусеницей тканей. У насекомых этот процесс заканчивается созданием существа, единственной задачей которого является продолжение рода. Искать партнера, найти и зачать или оплодотворить, в зависимости от пола… У нас же куколка имеет и еще один этап развития – формирование мозга, несравнимого по размеру и сложности с мозгом насекомых.
Ты сам только что рассказывал, что после превращения очень быстро все усваивал, все понимал, но мало знал. Мозг был готов к работе, не было только информации.