Цветы на нашем пепле
Шрифт:
ОН был по-своему любопытен. Любопытен, но нетороплив. И ОН в течение нескольких лет всерьез раздумывал над тем, не разбудить ли астронавтов…
А тем временем его прапраправнук, король колонии планеты Безмятежной Лабастьер Шестой со смертоносной миссией отправил на Землю своего двоюродного деда.
Книга вторая
Insecta Astralis
(Император)
1
Две улитки в лиловых
Свой вершили неспешный путь.
Две влюбленых улитки, забыв про страх,
Позволяли себе уснуть…
Улыбался Охотник, найдя в кустах
Двух улиток, не смел вздохнуть.
Наан, воспитанница махаонского Храма Невест провинции Фоли, долго не могла уснуть этой ненастной ночью. Дождь колотил в овальный свод храма, и молнии, притянутые землеводным шестом непрерывно трещали на его серебряном шаровом наконечнике. Раньше она радовалась бы такой погоде. И не только потому, что гроза – это красиво и романтично… Дождь приносит урожай, а молнии – изобилие энергии, а значит, и развлечений.
Но теперь она вздрагивала от каждого щелчка. Со смешанным чувством почтения, заочной любви и болезненного страха представляла она себе встречу с Лабастьером Первым, точнее, с одним из его телесных воплощений. В этом сезоне избыток энергии в Храме означал для нее прежде всего то, что именно сюда в первую очередь может прибыть император для выбора жены. И Наан почему-то была уверена, что из четырехсот сорока четырех самок он обратит внимание прежде всего на нее.
Каков он – Внук Бога? Почему каждая из тысяч его жен говорит, что она – счастливейшая? Почему всякая из них бывала беременна от него, но никто не видел его взрослых детей? Почему, в конце концов, никто не спросил Наан, когда она только вылупилась из куколки, желает ли она воспитываться в Храме или же хочет познать жизнь простой городской самки?.. Каждый день ей пытаются внушить, что ее участь – неслыханное везение… Но не объясняют, почему.
Под аккомпанемент дробных ударов ливня о черепицу, ворочаясь во флуоновом гамаке и то так, то сяк пристраивая крылья, словно как раз они были причиной ее бессонницы, Наан вспоминала свой путь к Храму от кокона куколки и никак не могла обнаружить то, что сделало ее его обитательницей.
Нет, если бы сейчас кто-нибудь спросил ее, намерена ли она выполнить свой долг, она немедленно подтвердила бы свою готовность и, пожалуй, даже оскорбилась бы, что в ней посмели усомниться. Но нечто недосказанное, смутное, шевелилось в ее душе…
Чмокнула перепонка в потолке, и во входном отверстии, на миг открыв взору черноту неба, показалась фигура матери-настоятельницы. Крылья Дипт-Шаим были зачехлены от дождя, потому в проход между спящими в гамаках Невестами она спустилась по гибкой лестнице и двинулась меж своими воспитанницами, заглядывая в лица.
Наан поспешила закрыть глаза. Бессонная ночь пагубно влияет на цвет кожи, а портить свою внешность значит выражать неуважение к императору, который когда-нибудь, внимательно разглядев и оценив Невест, выберет себе одну из них.
«Нас выращивают как бессмысленные парниковые цветы!..», – поморщилась Наан своим мыслям и тут
– Не пытайся обмануть меня, тебе это все равно не удастся. Открой глаза, дорогуша.
Наан послушно разлепила веки. В ночном зрении лицо Дипт-Шаим казалось зеленовато-землистым, и без того отталкивающие черты выглядели сейчас просто страшными.
– Ну? – хмурилась она. – И как ты мне это объяснишь?
Воспитанницы Храма недолюбливали и боялись настоятельницу, ведь недаром в чехле на ее поясе покоился жезл электрошока. В то же время они слегка жалели ее: когда-то и она была Невестой, но император пренебрег ею, в то время как у каждой из них шанс еще есть.
– Зачем императору столько жён? – вместо оправданий выпалила Наан и сама поразилась своей дерзости.
Дипт-Шаим покачала головой:
– Ты не перестаешь удивлять меня… Я не уверена, что ты соответствуешь своему предназначению. Любой другой воспитаннице я бы ответила просто: «Так устроен наш мир», и та была бы вполне удовлетворена. Но ты не такая… Что ж, я отвечу тебе так, как понимаю это сама. – Не часто настоятельница была столь добра, обычно зарвавшиеся воспитанницы успокаивались ею с помощью электрического разряда. – Когда-то наш народ, народ махаон, был вынужден содержать огромное количество счетчиков-координаторов… Ты, надеюсь, знаешь историю?
– Да. Счетчикам помогали бессрочники – несчастные изгои нашего племени…
– Верно, дитя мое. Изгои, без которых невозможно было обойтись. Не лучше обстояло дело и у маака. Они уродовали своих детей, превращая их в думателей… И мы, и они жили по законам, противным Богу. И Он прислал нам своего внука, который умеет быть везде одновременно. «Бог есть Любовь, – сказал Лабастьер Первый. – Живите же, не искажая Его путей»…
«Шестой постулат. Я слышала его тысячу раз, – подумала Наан. – Все это нам рассказали, едва мы вышли из куколок…» Но настоятельница продолжала, впадая в легкую экзальтацию:
– И он один заменил собою всех счетчиков и всех думателей мира. Он навсегда прекратил рознь маака и махаон. Он думает за всех нас и находится в тысяче мест в один и тот же миг. Везде, где он нужен. Везде, где нуждаются в его помощи…
Она остановилась, как бы заставляя себя успокоиться, а затем продолжила, понизив голос:
– Но и он нуждается в любви, не так ли? Однако нет ни одной самки, которая могла бы быть с ним везде одновременно. – «Это что-то новое» – насторожилась Наан и стала слушать внимательнее. Но Дипт-Шаим уже заканчивала. – Потому-то в каждой точке, где выполняет он свой тяжкий труд, с ним находится одна из верных возлюбленных жен его – махаон, урания или маака… Возможно, ты станешь одной из них. Не счастье ли это?.. А теперь – спи.
Наан закрыла глаза. Как ни странно, слова настоятельницы успокоили ее. И теперь, прислушиваясь к дождю и ветру, она улавливала в них мотив колыбельной. И она мягко окунулась в ватное забытье, без сновидений, но с ощущением облегчения.
…Императорский антиграв, описав эффектную дугу в прозрачном безоблачном небе, приземлился на площади возле Храма. В том, кому принадлежит аппарат, сомнений не возникало: он был украшен копией знаменитого гигантского перстня бескрылых предков, покоящегося ныне в могиле Давшего Имя.