Цветы на нашем пепле
Шрифт:
Зал был наполнен множеством предметов непонятного назначения и, конечно же, огромных размеров. Но почти все, к чему прикасались бабочки, ломалось или даже рассыпалось в ничто.
Когда они добрались до центра залы, вновь, так же неожиданно, как и у входа, появилось голографическое изображение Роберта Страйка. И он сразу принялся говорить.
Словно губка, впитывал Лабастьер знания древней эпохи бескрылых через слух и зрение Дент-Байана. Математика и кибернетика, прикладная теология, физика поля и физика элементарных частиц, астрономия
Кое-какие пробелы появлялись – оттого, что все материальные пособия, на которые предлагал обратить внимание Страйк, пришли в полную негодность. Но Лабастьеру хватало и чистой теории. Мощный интеллект думателя быстро восполнял прорехи собственными логическими выкладками. К тому же выяснилось, что голограмма, управляемая логической машиной под названием «компьютер», была способна не просто выдавать информацию, но и вести нечто похожее на беседу…
От времени не пострадал лишь этот самый компьютер, так как устроен был абсолютно автономно и, находясь в полном вакууме, был защищен толстыми стенками платиновой капсулы.
Вообще-то, продумано бескрылыми все было прекрасно, сохраняться сколь угодно долго ДОЛЖНО было и все прочее содержимое Пещеры… Почему все же случилось так, как случилось? Лабастьер понял это позднее.
Знания Бескрылых были неоценимы. Точнее, были бы неоценимы, если бы до Пещеры добралась нормальная экспедиция маака. Теперь они не имели никакого практического смысла, ведь Город никогда не примет ни дикаря Рамбая, ни махаона Дент-Байана, а значит, не вернутся туда и Ливьен с Сейной. Чего-то другого ждала Ливьен от «Хелоу», какого-то ЧУДА…
Но чуда не будет. Теперь это стало ясно, как день.
Что делать со всеми этими знаниями? Их практическая реализация требует производственных мощностей… Но для Лабастьера это не имело ни малейшего значения. Он удовлетворял свою чудовищную страсть к познанию и был на вершине блаженства. Остальные изнывали от тоски, но терпели. Лабастьер заслужил эту игрушку.
«Учеба» длилась уже больше недели. Сейна нервничала: организм думателя был крайне истощен. Рамбай предложил сделать «вылазку» за провиантом, но самки не осмелились отпустить его.
Но вот, в один прекрасный момент, Сейна объявила: Лабастьер считает, он смог узнать все, что только можно было тут узнать. Спешно принялись за сборы. Между делом Сейна сообщила версию Лабастьера о том, почему не выжили эмбрионы бескрылых.
Теперь уже невозможно сказать, что привело к гибели их цивилизацию – война или стихийное бедствие. Но, как бы то ни было, биохранилище выстояло. Должно было сохраниться и все ее содержимое, если бы во всей Пещере, согласно проекту, поддерживался абсолютный вакуум.
Но последний из выживших пытался спастись здесь. Ему нужен был воздух. И он разгерметизировал Пещеру.
Его-то останки и покоятся тут.
Кем он был? Теперь никто не ответит на этот вопрос. Ясно только то, что,
«Не мудрено, что бескрылые исчезли с лица Земли, если каждый из них был способен на подобный, поражающий степенью эгоизма, поступок», – подумала Ливьен и вновь ощутила холодок в сердце, на миг поставив себя на место того, чьи останки так напугали ее.
Каково это, знать, что ты – ОДИН?.. А впереди – безжизненная вечность. И безжизненной сделал ее ТЫ.
20
Где жизнь, там и смерть. Охотник постиг:
Тень – только там, где свет…
Вся наша жизнь – это солнца блик,
Жизнь камня – застывший бег.
Ты моргнула. На это ушел лишь миг.
Камень моргает век.
Выяснилось, что Пещера имеет пять запасных, снабженных шлюзами, выходов, расположенных значительно ниже того, через который путники сюда проникли. По проекту именно через эти тоннели должны были выйти наружу дети возрожденных бескрылых. Но или время, или некий катаклизм привели к глобальным геологическим смещениям, и нижние коридоры были похоронены под многотонными гранитными массами.
Всюду путники, пытаясь пройти этими коридорами, натыкались на каменные стены. Лишь один из коридоров, который, возможно, и остался неповрежденным, они не смогли пройти до конца. Сейна, Рамбай и Ливьен, занимающиеся разведкой в то время, пока Лабастьер и Дент-Байан общались с «тенью Роберта Страйка» наткнулись в этом запасном выходе на новую опасность.
Это были отвратительного вида существа, примерно одного с бабочками размера, снабженные сильными перепончатыми крыльями. Ни о чем подобном Ливьен доселе не слышала. Похоже, это были не птицы, а какие-то «научившиеся летать» грызуны. Однако путникам было не до восхищения или удивления. С мерзким писком эти твари набросились на них, и только треск и пули искровиков дали им возможность без потерь вернуться восвояси.
Чем эти летучие звери питаются тут? Как ориентируются в кромешной тьме? Сейчас бабочкам было не до выяснения этих вопросов. Единственным итогом опасной и неожиданной встречи стало лишь то, что путники уяснили: возвращаться им предстоит тем же трудным путем, которым они пришли сюда. Нашли они и коммуникационную трубу, через которую сюда пробрался Первый, но она была слишком узка.
Но как бы то ни было, возвращаться всегда легче, чем двигаться вперед. И спускаться – проще, чем подниматься. Эта мысль обнадеживала.
…И действительно, обратный путь оказался быстрее, хотя на самой верхней ступени путники и были вновь вынуждены тащиться пешком, волоча Лабастьера по снегу.
После многодневного пребывания в темноте, дневной свет и белизна снежного покрова показались им нестерпимо яркими. На этот раз, наученные опытом, путники сразу же воспользовались повязками, поочередно оставляя зрячим поводырем то одного, то другого.