Цветы ненастья
Шрифт:
Как ни странно, но все подтвердилось – третий месяц беременности.
Елена Сергеевна была вне себя от счастья.
– Наверное, мальчик родится! Антоном назовем!.. Да, Оленька?
– Да… - она стояла потрясенная, будто оглушенная, не зная еще как реагировать на такую поразительную новость.
– Родная моя! Я теперь никуда тебя не отпущу! Будешь с нами!
До Ольги, наконец, стал доходить смысл ее положения. Она горько заплакала, поняв, что будущий ребенок это и есть ее Антон, его продолжение, его воплощение…
Елена Сергеевна долго утешала, обнимала девушку, плакала вместе
Она перестала плакать, улыбалась радостно, думая о будущем ребенке. Все остальное отступало на второй план, делалось неважным. Мысли заполнялись неизведанными материнскими чувствами, она уже пыталась прислушиваться к себе, к своим новым ощущениям, неведомым впечатлениям. Хотелось, чтобы этот момент наступил быстрее, чтобы остальные месяцы пролетели незаметно и скоро.
Простившись с Еленой Сергеевной, Ольга стремительно влетела в свою квартиру. В душе все ликовало. Прошла на кухню, автоматически включила телевизор, поставила на плиту турку, варить кофе, наполнила ее водой. И услышала звонок в дверь…
Глава пятая
– Дима? – Ольга озадаченно смотрела на него, неожиданно смутившаяся. – Ой! Проходите, пожалуйста.
Он вошел в коридор, снял с плеча рюкзачок. В небольшой квартире все было знакомо.
– У вас кофе… - чувствовался горелый запах убежавшего кофе.
– Ой! Проходите в кухню, - она бегом бросилась выключать плитку. – Ну вот, все пропало…
– Не волнуйтесь. Можно я помогу? – он взял испачканную турку и взялся отмывать под краном. Быстро очистив, подал ей. – Готово!
– Спасибо! – она опустила глаза. – Простите, неудобно получилось.
– Что вы, Ольга! Кстати, если помните, мы договорились на ты обращаться. Не возражаете?
– Нет… - она ничего не помнила и оттого чувствовала себя очень неуютно. Что она еще могла наговорить в ту ночь?
Дима сел за небольшой обеденный стол. Оглядел кухонный интерьер.
– А в холодильнике стоит дорогой французский коньяк, - он шутливо смотрел на нее.
– Откуда вы знаете? Ах, да…
В это время по телевизору передавали последние новости. Дима услышал свою фамилию и внимательно всматривался в экран. Показывали фотографии убитых Нугзара и депутата, лежащих на мокром кафельном полу сауны. Потом корреспондент сказал несколько фраз, и вдруг на экране возник сам Дима, что-то говорящий и направляющий пистолетный ствол в подбородок перепуганного голого человека. Сюжет длился буквально десять секунд. Затем крупно показали его лицо.
Он повернулся и увидел, как Ольга с невыразимым ужасом смотрит на него. Она все видела и слышала…
Глаза увлажнились, крупные слезы потекли по щекам. Она, в отчаянии закрыв лицо руками, бессильно опустилась на стул.
– Оля, я тебе все, все объясню. Выслушай меня, пожалуйста!
– Дима подошел к ней, опустился рядом на колени. Хотел погладить вздрагивающую спину. Не решился…
– Ольга!
– Зачем вы пришли? Что вам надо? Хотите убить меня?
– Ольга! Одно твое слово и я сразу уйду! Я хочу, чтобы ты меня выслушала! Мне и рассказать-то обо всем некому!..
– в отчаянии воскликнул он.
Какое-то исступленное бешенство клокотало в груди. Не мог себе простить, что так напугал ее. Эта наивная, чистая девушка непонятным образом притягивала к себе. Безмерное чувство виноватости перед ней, перед ее открытостью и доверием, перед испугом, который она невольно испытывала, увидев этот дурацкий репортаж.
Она чуть успокоилась. Больше не от слов, а от того безысходного, просительного, искреннего тона.
– Давайте сядем за стол, – она пыталась взять себя в руки. Вытерла платком заплаканное расстроенное лицо.
– Нет, Оля… - вставать не хотелось. – Я так посижу, - сел на пол, смотря на нее снизу вверх. – Так лучше. Не прогоняйте меня, ладно?
И он долго, сбивчиво рассказывал ей все о себе, своей жизни, последних событиях, Черкесе, Элеоноре… Ничего не стал скрывать. Оказывается, сладко это было – раскрывать другому душу, где-то раскаиваясь, где-то сожалея о случившемся, признавать допущенные ошибки. Получилась целая исповедь, тяжелой очищающей волной распахнувшая его душу. Ольга слушала очень внимательно, с неподдельным интересом, и это сильно вдохновляло его. Он надеялся и верил, что она простит. Только почему она должна прощать его? И все равно, думалось, что если уж она не осудит, то тогда никто уже осудить будет не в праве. Казалось, эта хрупкая девушка воплощает для него само правосудие и милосердие.
– Ольга, я клянусь тебе всем, чем могу поклясться – никогда я никого в своей жизни не убивал! Никогда! Ты должна знать это!.. – он опустил низко голову, замолчал надолго. Неожиданно почудилось, будто ее ладонь легонько коснулась его волос. Поднял голову, вгляделся в ее лицо повлажневшими глазами. Взял руку, поцеловал, бережно прижал к лицу.
– Простишь, Оля? – он с надеждой смотрел на нее.
– За что? – удивилась она.
– Что напугал тебя…
– Но ты ведь не виноват…
– Ольга! Ты не представляешь, что ты для меня сделала! – он неожиданно почувствовал себя совершенно счастливым.
Между тем за окном уже опустился вечер, сгущающийся сумрак уходящего летнего дня незаметно прокрадывался в открытые окна. На улице зажглись фонари, ярким светом освещая ночные проспекты. Окно комнаты выходило в уютный дворик, а окно кухни на центральную улицу. Они сидели, молча, прислушиваясь к звонкам и перестуку колес припозднившихся трамваев. Неожиданно громкой сиреной завизжала сигнализация «Крузера», одиноко припаркованного возле детской площадки. Дима прошел в комнату выглянул в окно. Машина часто мигала фарами, издавая пронзительные тревожные звуки. Вокруг никого не было. Он достал пульт, нажал кнопку, отключил сигнализацию. «Крузер» затих на мгновение, и тут же, полыхнув ослепительным белым пламенем, разлетелся на мелкие осколки. Оглушительный взрыв прогремел, разорвав спокойную идиллию теплого вечера. На первых этажах вылетели стекла, где-то истошно пищали сигнализации других автомобилей.