Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
На тот же мотив:
Ты слова любви при встрече Только молвил осторожно – Опрокинула я свечи, Отвернулась в гневе ложном. Но тайком ждала под вечер, Тень платана за окошком, Берегла цветок сердечный, И весеннею дорожкой, Разрезая мох подмлечный Остроносой нежной ножкой, Шла… Росинками отмечен Башмачков узор немножко.На тот же мотив:
Нежный друг, любовник хрупкий, Как утес неумолим! Раскрошил мои скорлупки — Околдована я им! Что мне матери совет! Мой красноречив ответ: На хунаньской блёклой юбке Кровью ал кукушкин цвет. [5].Услышав этот романс, Пань Цзиньлянь поняла, что Симэнь Цин тоскует по Ли Пинъэр. Как только певцы пропели последнюю строку, Цзиньлянь у всех на глазах притворно закрыла лицо руками и покачала головой.
– Ах, сынок! Попал ты бедный, как Чжу Бацзе в холодную лавку [6], – стыдила его Цзиньлянь. – Какой ты сидишь кислый да угрюмый! Что? Нет зазнобушки рядом? Ведь не девицей она пришла, а бабой замужней. Как же это у нее, бесстыжий ты негодник, «кровавым стал кукушкин цвет», а?
– Да слушай же! Будет тебе придираться-то, рабское твое отродье! – оборвал ее Симэнь. – Болтает невесть что.
Певцы запели романс на тот же мотив:
У меня, когда я с ней, Уши красны, как в огне, А она, придя в смущенье Ищет в веере спасенье. Пред воротами дворца [7] Снаряженного бойца Видит бабочка-девица, Дочка знатного отца. Мы сошлись на полпути И, в ночи озолотив, Миг дала лишь насладиться И растаяла, как миф. Не посмел я вслед пуститься Драгоценной чаровнице, Нарушать покой цветов – Стен растительный покров.На мотив «На заднем дворике цветок»:
На ложе я грезила. Бабочкой нежной С любимым порхала в ночи безмятежной. Под звон бубенцов на стрехе за окном Два зеркальца с Вэнем сложила в одно [8]. Но вновь недвижим Чжо Вэньцзюнь экипаж [9]– Рассыпался наш зазеркальный мираж, Иссяк аромат орхидей и сандала, За пологом в холоде плакать устала. Опять на Янтай устремляюсь я тщетно [10]. Любить для девиц ослепляюще вредно! Склонился под вечер к земле Млечный путь, Светильник угас, только мне не уснуть.На мотив «Песни молодости»:
Ох! Свищет ветер у окна, Ивы, словно в позолоте, И луна как бы в дремоте, Я весной совсем одна. Ох! В прошлый раз не так в разлуке Жизнь казалась тяжела, Нынче – сгорбилась от муки, Высохла, занемогла. Ох! Ожидать какого чуда?! Возвратишься ты, – но зря! Даже высушив моря. Воместить страданья трудно,Заключительный романс на мотив «Волною принесло»:
Грусть затуманила глаза и сжала брови. Опустошенной даже смерть не внове. Но встречусь с ним– и воспарит душа, И жизнь покажется безмерно хороша. Едва лишь месяц за окном повис Мы вместе — пусть не повернется вниз Под утро рукоять Небесного Ковша.Певцы умолкли.
Этот цикл романсов вывел Цзиньлянь из себя, и они с Симэнем продолжали, не унимаясь, обмениваться колкостями.
– Да успокойся же ты, сестрица! – не выдержала, наконец, Юэнян.– Вот затеяли! А золовка с невесткой одни там скучают. Идите, составьте им компанию. И я сейчас приду.
Цзиньлянь и Ли Цзяоэр направились в покои к золовке Ян, мамаше Пань и старшей невестке У.
Немного погодя явился Лайань.
– Примите поздравления от тетушки Ин, – обратился он к хозяину. – Дядя Ин пожаловали. Шурин Старший скоро придут.
– Ступай-ка пригласи учителя Вэня, – наказал Симэнь и, обратившись к Юэнян, продолжал. – Распорядись на кухне. Пусть в переднюю залу подадут. А ты, – он обернулся к Ли Мину, – нам петь будешь.
Ли Мин последовал за Симэнем в западный флигель. Симэнь сел рядом с Боцзюэ и поблагодарил за подарки.
– Завтра твою супругу ожидаем, – добавил хозяин.
– Дом не на кого оставить, – отвечал Боцзюэ. – Вряд ли она сможет придти.
Вошел сюцай Вэнь и сложенными на груди руками приветствовал хозяина и гостя.
– Сколько я тебе нынче хлопот прибавил, почтеннейший! – всплеснув руками, воскликнул Боцзюэ.
– Ну что вы! – отозвался сюцай.
Пожаловал и шурин У Старший. После поклонов ему предложили сесть. Циньтун внес свечи. Уселись вокруг жаровни. Лайань расставил на столе чарки и вино.
При освещении Ин Боцзюэ оглядел разодетого хозяина. Симэнь красовался в темном атласном халате, из-под которого виднелась белая шелковая куртка. На халате, отделанном золотом с бирюзой, который украшала квадратная нашивка с разноцветной летящей рыбой, извивался оскаленный с черными выпущенными когтями дракон. У него устрашающе торчали рога, топорщились усы и развевалась густая грива.
Боцзюэ даже подскочил от изумления.
– Братец! – воскликнул он. – Где ты достал такое облачение, а?
Польщенный Симэнь встал и улыбался.
– Вот полюбуйтесь! – сказал он. – А ну-ка, догадайся!
– Понятия не имею! – проговорил Боцзюэ.
– Это мне его сиятельство придворный смотритель Хэ преподнесли, – начал Симэнь. – Они в мою честь угощение устраивали. Холода завернули, вот и дали накинуть этот халат с летящей рыбой. Им он больше не нужен. Двор одарил его сиятельство другим – расшитым драконами о четырех и пяти когтях и с нефритовым поясом. Вот какую оказали честь!