Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Вору нет пощады! — воскликнул Сюй.
– Не извольте утруждать себя допросом, почтеннейший сударь, — склонившись в поклоне, проговорил находившийся рядом инспектор Ли. — Улики налицо. Совершена кража — дело совершенно ясное. Виновные подлежат наказанию.
Правитель Сюй приказал увести виновных и наказать двадцатью палочными ударами.
– Такую тварь палкой надо учить, — продолжал инспектор. — Иначе он опять пойдет воровать, разбойник.
Прислужники выволокли Цзинцзи с Чэнь Анем и начали избивать дубинками.
– Поймала меня в ловушку потаскуха Мэн, — ругался Цзинцзи. —
Сюй Фэн был потомственным правителем, поэтому исходившие из уст Цзинцзи проклятия его насторожили.
– Хватит! — приказал он прислужникам после десятка палочных ударов. — Пока посадить под стражу! Допрос завтра возобновим.
– Почтеннейший сударь! — опять обратился инспектор Ли. — Советовал бы вам не затягивать дела. Как говорят, если в упорстве ты тверже железа, то да будет закон для тебя жарче горнила. Оставить его на ночь в покое, разумеется, можно. Но не стал бы он потом изворачиваться, другие показания давать?
– Ничего, — успокоил его Сюй. — Я знаю. что делаю.
Конвоиры отвели Цзинцзи с Чэнь Анем впредь до особого распоряжения обратно в острог. А Сюй Фэна мучило подозрение. Он позвал самого верного слугу и поведал ему, в чем дело.
– Ступай в острог и выведай у Цзинцзи, что и как заставило его совершить преступление, — наказал правитель. — Потом мне доложишь.
Слуга под видом арестованного проник в острог и, устроившись на ночлег на тех же нарах, что и Цзинцзи, спросил, как он попал под стражу.
– Смотрю на тебя, брат, — говорил подосланный, — ты такой еще молодой. Что-то ты на вора совсем не похож. Как это тебя сюда угораздило? Надо же было под суд угодить!
– И не говори! — отозвался Цзинцзи. — Всего сразу и не расскажешь! Я жил зятем в доме Симэнь Цина в уезде Цинхэ. А сын здешнего инспектора Ли женился недавно на Мэн Третьей — бывшей младшей жене моего тестя. У нас же с ней были близкие отношения. В приданое за ней были отданы десять сундуков золота, серебра и драгоценностей, которые в свое время поставил нам на хранение его превосходительство Ян Цзянь. Вот я и прибыл потребовать у нее добро, но оказался обманутым. Меня схватили как вора и под пытками вырвали признание. Должно быть, не видать мне больше ясного неба! Как тяжело!
Подосланный после закрытия присутствия доложил обо всем услышанном Сюй Фэну.
– Ну что! — воскликнул Сюй. — Я же говорил, не зря он просит пощады и упоминает Мэн.
На другой день правитель Сюй открыл заседание. По обе стороны выстроились нижние чины управы. По приказу Сюя в залу ввели Цзинцзи и Чэнь Аня.
Допрос позволил восстановить истину, и Сюй Фэн за отсутствием состава преступления дело закрыл.
– Освободить из-под стражи! — раздался его приказ.
Ничего не подозревавший инспектор Ли продолжал стоять на своем.
– Почтеннейший сударь! — говорил он правителю. — Как вы можете выпускать вора!
В ответ Сюй Фэн в присутствии нижних чинов сделал инспектору строгий выговор.
– Я тут правлю! — заявил он. — Я Его Величеству служить поставлен и превращать казенное заведение в место расправы с неугодными вам лицами не собираюсь. Я не намерен облыжно обвинить человека в краже. Это ваш сын, господин инспектор, взял в жены наложницу его тестя Симэнь Цина и прибрал к рукам ее богатое приданое — сундуки и корзины золота и серебра, украденного из казны и подлежащего конфискации. За ним-то и приехал в наши края Чэнь Цзинцзи. Вы же сочинили дело о краже казны, замышляли всю вину свалить на его плечи, а меня использовать как пособника в ваших темных делах. Не так ли? Долг лица чиновного детей воспитывать да в люди выводить, а где ж восторжествовать справедливости, поступи я по вашему совету?!
Такой упрек, брошенный правителем прямо в зале в присутствии всего штата сослуживцев, вогнал инспектора Ли в краску. Он опустил голову и пал духом, не смея проронить ни слова. А тем временем Чэнь Цзинцзи и Чэнь Ань были отпущены и очутились на свободе. Наконец, правитель Сюй покинул заседание, и инспектор Ли вернулся домой понурым.
– Батюшка! — обратилась к нему жена. — Вы всегда приходили со службы веселый и радостный, а нынче что-то такой печальный. Что случилось?
– Чего ты, баба, понимаешь! — огрызнулся муж. — Выпестовали мы с тобой сынка непутевого! Досталось мне из-за него сегодня. Правитель Сюй во всеуслышание так меня отчитывал, что я не знаю, как перенес такой позор. Вот отца осрамил!
– Да в чем же дело-то?! — допытывалась озабоченная жена.
Инспектор вызвал сына, а слугам велел прихватить палок потолще.
– Отца опозорил! — кричал он. — Вот взял ты в жены эту особу, а за ней вслед зять ее пожаловал. Ее приданое требовал — корзины и сундуки золота и серебра. Твердит на допросе, что они принадлежали придворному Ян Цзяню — этому коварному преступнику, который привез их на хранение к Симэнь Цину, а они по приговору подлежат конфискации. А ты чего придумал, а? Будто Чэнь в казну залез, серебро из кладовой выкрал. Его как вора судили. Я же абсолютно ничего этого не знал. Вот и пришлось мне при всех сослуживцах выслушивать упреки правителя Сюя. А ведь я считанные дни как сюда на службу явился. Вот кукую ты мне услугу оказываешь! Мне такой непутевый сын не нужен!
Инспектор велел слугам бить барича, и удары дубинок градом посыпались на его спину, отчего она покрылась рубцами и кровоточила. Мать стояла рядом и со слезами на глазах умоляла пощадить бедного сына. Плачущая Мэн Юйлоу, притаившись у боковой двери задней залы, тоже прислушивалась к происходящему. После тридцати ударов отец велел слугам увести сына.
– Сейчас же у меня прогони ее из дому! — приказал он. — И пусть убирается куда хочет, хоть выходит еще раз замуж. Только бы нам не наживать с ней неприятностей и сохранить честь.
Но как мог барич расстаться со своей любимой Юйлоу! Он слезно умолял отца и мать:
– Я предпочту принять смерть перед вашими очами, батюшка, чем разлучиться с женой.
Отец распорядился скрутить его цепью и запереть в заднюю пристройку, а у дверей поставить стражу, желая, видимо, одного: доконать сына таким заточением.
– Батюшка! — с заплаканными глазами говорила жена. — Всю жизнь ты служишь. Тебе за полсотни перевалило. У тебя только он один — кровинка твоя. Неужели ты хочешь погубить его из-за какой-то бабы?! А в старости, когда выйдешь на покой, кто же тебя поддерживать будет?