Цветы всегда молчат
Шрифт:
Моряки воспряли духом и рассмеялись. Они-то отлично знали, что маленькая леди не шутит: за время путешествия им довелось столкнуться со вспышками ее крайнего недовольства. Пострадавшими были все.
Поэтому они, поклонившись, отступили, пропуская вперед Ричарда с его драгоценной ношей. Джози через плечо мужа одарила их воистину королевской улыбкой.
Они вошли в деревню, и аборигены, завидев их, бросали свои дела и провожали свою богиню славословиями – протяжными и заунывными, но при этом странно торжественными…
– О
– О прекрасной богине, что ступила на эту землю, дабы очистить ее своим сиянием… – прошептал ей на ушко Ричард. И его жаркое дыхание, касавшееся ее нежной кожи, посылало по телу волны сладостного томления.
– И вы, похоже, с ними согласны? – Она отчаянно вцепилась в его плечи, потому что не могла отделаться от ощущения, что падает в бездну.
– Целиком и полностью, – лукаво улыбнулся Ричард, сильнее прижимая ее к себе.
И вот они миновали улицу и пересекли порог Высокого Дома. Здесь их ждали коленопреклоненные жрицы, и Джози только теперь поняла, что эти люди не играют, они и вправду почитают ее как божество.
Ричард осторожно опустил Джози, и она, расправив складки платья, потребовала от девушек встать и посмотреть на нее. Муж перевел ее слова и их ответ: они не смели, ибо красота богини может выжечь им глаза.
– Ну какие же глупышки! – вскричала разобиженная Джози. – Меня видела вся улица – никому не выжгло!
– Джози, они таким образом делают вам комплимент. Это значит, что ваша красота столь ослепительна, что простому смертному невозможно созерцать ее.
Джози зарделась: похвала была очень приятна. Но все же она не хотела разговаривать со спинами прислужниц.
– Скажите, что, если они не встанут сейчас же, я обижусь и уеду с этого острова! – Она уперла кулачки в бока и топнула ножкой.
– Вы очень жестоки, любовь моя! – проговорил Ричард, глядя на нее с искренним восторгом, и довел ее слова до служанок.
Девушки встали, сбились в стайку и зашептались между собой. Потом одна, самая юная и красивая, выступила вперед и произнесла на вполне даже сносном английском:
– Этот мужчина, – она указала на Ричарда, – должен уйти. Мы собираемся обнажить богиню и омыть ее. Смертным мужчинам нельзя видеть омовение богини.
Ошарашенная Джози уставилась на них во все глаза, потом перевела взгляд на мужа. Тот едва удерживался от того, чтобы не расхохотаться. Но, перехватив ее взгляд, тотчас же посерьезнел, будто говоря: «Подыграй мне».
И она нехотя включилась в игру:
– Раб, разве ты не слышал! Покинь помещение!
Ричард почтенно раскланялся, пряча улыбку, и исчез за дверью.
Девушка-прислужница проводила его взглядом, а потом обратилась к Джози:
– Этот мужчина дорог богине и она не хочет расставаться
– Ты очень проницательна! – похвалила ее Джози. – Он – мой муж!
– О, богиня – счастливица! А Нимвей муж не полагается.
– Нимвей? – Джози очень удивилась, услышав из уст дикарки имя возлюбленной великого британского волшебника. Имя, вернувшее ее в мир сказок, которыми было наполнено детство.
– Мать Нимвей назвала ее так. Мать была Похищенной. Из-за этого кожа Нимвей светлее, чем у остальных.
Это было правдой. Другие девушки-прислужницы, что сейчас стояли в сторонке и, перешептываясь, поглядывали на них, походили на шоколадки. Нимвей же была словно золотистой: золотистый отлив смуглого тела, золото в темных волосах, светло-коричневые крапинки в огромных зеленых глазах. Джози не любила этого, но сейчас была вынуждена признать, что ее собеседница очень красива. Но какая-то печаль снедала бедняжку. Этого белая богиня тоже не могла не заметить.
– Послушай, – Джози вдруг осенило, – но разве не каждая европейская женщина, попавшая на этот остров, считается богиней?
– Нет, лишь та, что чиста и невинна, как моя госпожа, – с легким поклоном сказала Нимвей.
Джози схватила ее за руку и увлекла туда, где виднелось некое подобие ложа. У нее не было уверенности, что ее новоиспеченные служанки не понимают по-английски, а ей не хотелось, чтобы этот разговор услышал кто-то еще. Поэтому, уходя, она жестом приказала девушкам оставаться на месте, и те, склонив головы, подчинились. Усевшись и усадив рядом островитянку, Джози начала заговорщицким шепотом:
– Но я не невинна, я же замужем. И… и мы с мужем… ну… то, что обычно бывает с мужем и женой… – в конце тирады она густо покраснела и закрыла пылающие щеки ладонями.
Нимвей помотала головой.
– Ведь у госпожи не было мужчин, кроме ее мужа, и до него не было никого? Так?
Джози кивнула.
– А у матери Нимвей было много разных мужчин. Когда отец похитил ее с того корабля, она тоже была с мужчиной…
– Зачем же тогда ему надо было похищать ее? – недоуменно пробормотала Джози.
– Она была очень красива, и когда отец увидел ее там, с другим мужчиной, то захотел ее… Он забрал ее, привел в Земли Пламени и совокупился с нею здесь, у Высокого Дома. Так она стала его секрой…
– Секра – значит рабыня?
– Нет, – горько проговорила девушка, – это хуже. В Землях Пламени нет женщин-рабынь. Секры же – не люди. У них нет имен. Ничего нет. У секр есть только цепь. Их хорошо кормят, одевают, но при этом постоянно совокупляются с ними. Секры не имеют права возражать. Как бы ни был жесток их повелитель, секра после совокупления должна поцеловать ему руку. Хорошо, если у секры, как у матери Нимвей, один мужчина. Бывают общие секры. Им тяжко.