Цветы зла

Бодлер Шарль Пьер

СМЕРТЬ БЕДНЯКОВ

Смерть утешает нас, увы, и в жизни сирой Она вся наша цель, и вся надежда в ней! Она пьянящая могучесть эликсира, Что силу нам дает вечерних ждать теней. Сквозь иней, и снега, и злые бури мира Она дрожащий свет на фоне черных дней. Она убежище извечного трактира, Где хлеб есть, и вино, и скамьи для гостей. Смерть — Ангел, и в руке ее лежит два дара: Невозмутимый сон и сновидений чары. Она постель нагих, озябших бедняков. Она венец Богов и тайные амбары, Казна убогого, очаг его и Лары, Врата, раскрытые в лазурь иных краев!

СМЕРТЬ ХУДОЖНИКОВ

Мне долго ли еще гремушками бряцать, Как жалкий скоморох, толпе на посмеянье? И,

чтоб хоть раз попасть в цель тайную желаний, Колчан мой, сколько стрел я должен растерять? Нам душу суждено в попытках истрепать И не один кумир снести до основанья Пред тем, как видеть нам великое Созданье, О ком со стонами привыкли мы мечтать. Иные не сорвут покрова со Святыни, И тем ваятелям, в беспомощной борьбе С тобой чело и грудь калечащим себе, Одна надежда есть, суровая Твердыня: Что Смерть, парящая как солнце новых дней, Цветам их мозга даст раскрыться перед ней!

КОНЕЦ ДНЯ

Под мертвенным и мутным сводом Жизнь буйно пляшет и поет Шумливым, дерзким хороводом. Но лишь над краем дальних вод Ночь сладострастная восстанет, И даже голод утолен, И даже стыд души не ранит, Поэт мечтает: «Близок сон! Мой ум и кости, в изнуреньи, Покоя просят у богов. Я, с сердцем полным привидений, Улечься на спину готов И завернуться в ваш покров, Всеосвежающие тени!»

СОН МЕЧТАТЕЛЯ

Ты ведал ли, как я, отрадное томленье, И был ли иногда ты прозван чудаком? — Я умирал. Сплелись испуг и вожделенье В душе мечтательной запутанным клубком. Надежда и тоска, безмолвное смиренье… Почти был пуст сосуд с безжалостным песком, И горше и пьяней казался яд мученья. Всем сердцем покидал я мир, что мне знаком. Скучал я, как дитя, когда, забавам радо, Оно не хочет ждать, и в тягость все преграды, Но вдруг луч истины прорезал бытие. Я понял: я был мертв. Меня уж окружала Ужасная заря. — Но разве это всё? Был поднят занавес, а я всё ждал начала.

ПУТЕШЕСТВИЕ

I

Когда дитя глядит на карты и эстампы, Вселенная вместить способна идеал. Как велика земля при ярком блеске лампы! При свете памяти как мир ничтожно мал! Мы отправляемся, в мечтах сгорая смелых, Обидой горькою и грезами полны, И беспредельный дух в чужих морских пределах Баюкаем мы в лад размеренной волны: Одни хотят порвать с отчизной и позором, Другие с ужасом дней юных, а иным — Астрологам любви, плененным женским взором, Постыл дурман Цирцей с их ложем роковым. Дабы животными не стать, они впивают Пространство, небеса горящие и свет. Мороз кусает их, и солнце их сжигает, Стирая медленно лобзаний прежних след. Но те лишь странники по духу и призванью, Кого в любую даль мечтание влечет. Они обречены на вечные скитанья, Хоть цели нет у них, и всё зовут: Вперед! Те, чьи желания напоминают тучи, Чей ум привык мечтать, как рекрут о штыке, О странной радости, неведомой и жгучей, Без имени еще на нашем языке!

II

Волчкам мы и мячам становимся подобны В их беге и прыжках, и даже в нашем сне Нас жажда нового кружит, как Ангел злобный, Бичами мечущий светила в вышине. Судьбою лишены мы цели постоянной. Ей можно быть везде, но нет туда пути. И человек, всегда надеждой новой пьяный, Без устали бежит, чтоб отдых обрести. Душа как парусник, к родной стране влекомый. Там голос с палубы кричит: «Близка ли цель?» А с мачты слышен глас, безумный и знакомый: «Любовь… удача… честь!» Увы! Там только мель. Так каждый островок, увиденный в тумане, Обещанный судьбой край давних наших грез, Но там безмерное и буйное мечтанье В сиянии зари находит лишь утес. Мечтатель, в сказочный вотще влюбленный берег! Нам бросить ли за борт, иль в цепи заковать Матроса пьяного, искателя Америк, От чьих безумных слов еще больней страдать. Так грязной улицей усталый нищий бродит, Но

чудится ему блаженная страна; Глаз очарованный везде дворцы находит, Где только конура свечой освещена.

III

Скитальцы смелые! Чудесные сказанья Читаем мы в глазах, глубоких, как моря. Раскройте нам ларцы своих воспоминаний, Где в яхонтах горят светила и заря. Нам ездить хочется без паруса и пара. Чтоб скуку разогнать сужденной нам тюрьмы, Далеких стран для нас вы воскресите чары, Пленяя повестью покорные умы. Что видели вы там?

IV

Мы видели светила И волны; видели мы также и пески. И хоть нас не одно несчастье посетило, Но мы по-прежнему страдали от тоски. Сияние зари над влагою морскою, Сиянье городов в закатный ясный час Зажгли в сердцах огонь, лишивший нас покоя, И в сказочную даль всё увлекали нас. Равнины пышные и гордые столицы Не затмевали чар таинственной страны, Которая порой нам в тучах вольных снится, И были мы навек желаньем смущены! Еще сильнее власть желаний утоленных. Желанье, дерево, на тучной почве нег Возросшее, сплело ты сень ветвей зеленых, И новый с каждым днем в высь тянется побег. Всё будешь ли расти вершиной вековою, О Дерево? — Но всё ж для вас мы занесли Набросков несколько заботливой рукою, Поклонники всего, что манить вас вдали: Мы принесли богам звероподобным дани. Мы видели престол из радужных камней; Дворцы прозрачные, чьи сказочные зданья Сон разорительный для ваших богачей; Наряды яркие, для взоров опьяненье, На женщинах, и блеск их крашеных ногтей; И прирученных змей послушные движенья.

V

А дальше, что еще?

VI

Наивней вы детей! Да, чтоб не позабыть нам самой главной вещи, Хоть не искали мы нигде его улик, Мы видели везде, как на картине вещей, Бессмертного греха наскучивший нам лик! Повсюду женщина, влачащая оковы, Влюбляется в себя, позора не сознав; Мужчина же тиран блудливый и суровый, Сам раб своих рабынь, и муть на дне канав; На шумных праздниках и вкус и запах крови; И мученика стон, и хохот палача; Отрава для владык в их всемогущем слове; Толпа, влюбленная в удары их бича; Как водится у нас, там несколько религий Всем обещают рай, и предпочел Святой Уколы власяниц и ржавые вериги Греховной прелести постели пуховой. Людской болтливый род, свой осквернивший гений, Безумствует теперь, как в прежние года, И Господу кричит в беспомощном хуленьи: «Владыка мой и брат, будь проклят навсегда!» Безумие избрав, все те, кто поумнее, От стада пленного в обитель отошли, Где опиум царит, живыми снами вея. — Вот в чем вся летопись извечная земли.

VII

В скитаньях нас томит ряд горьких впечатлений. Однообразен мир. Сегодня он таков, Как завтра и вчера. В нем наше отраженье Оазис ужаса средь мертвенных песков. Что ж? ехать или нет? — Живи, коль можешь, дома. Коль надо, поезжай. Один стремглав бежит, Чтоб Время обмануть, дорогой незнакомой. Другой же прячется. Одни, как Вечный Жид, Скитальцы на всю жизнь. Для них напрасно веют Ветрила легкие. От гибельных сетей, Увы, им не спастись. Другие же сумеют Преодолеть врага средь родственных полей. Когда ж он наконец ногой придавит спину, Блеснет надежда в нас. Мы закричим: «Отчаль». Как плыли мы в Китай в прошедшие годины, Под ветром радостно вперяя взоры в даль, Так пустимся мы в путь в глухом полночном море, Веселые пловцы, без думы и забот. Слышны ль вам голоса, в которых чары горя, Поющие: «Сюда! Для вас давно растет Душистый Лотос. Здесь волшебными плодами Насыщены навек голодные сердца. Идите, опьянят вас сладкими мечтами Часы вечерние, которым нет конца». Мы голос узнаем родимых привидений. Возносят руки к нам забытые друзья. «Плыви скорей ко мне, обнять мои колени, — Сестра нам говорит, — Электра здесь твоя».