Цыганка во тьме
Шрифт:
Когда Тётку выписали, племянницы хотели встретить её и отвезти домой, но она отказалась, уверенно и грубо. Она пошла по улице, от больницы к остановке маршруток. Жалкая, худая, немного сгорбленная. Её длинная «в пол», темно-синяя юбка вся была в волосах и катышках, короткая куртка из кожзама местами рваная. Выглядела цыганка ослабшей и бледной. Но ни одного седого волоса в голове.
Погода была грязная. Тётка ещё помнила те времена, когда в феврале выли метели, скрипел морозный снег под ногами, а влага в носу замерзала от ледяного воздуха, но погода в мире изменилась. Все краски времён года словно смешивались между собой, образуя буро-серую массу. Февраль – это грязный асфальт с лужами и островками из серого, прогнившего снега. Чёрная, мягкая и тёплая земля на газонах. Ветер. Пронизывающий, нескончаемый ветер. По улице вдоль – машины. Погода изменила даже их. Раньше здесь ездили лакированные иномарки, теперь в основном грязные внедорожники и ободранные, тонированные корыта, битком набитые мужчинами в камуфляже. Люди, как локомотивы, идущие навстречу, так и норовили столкнуться лоб в лоб. Видимо, погода повлияла и на них. Ожесточила, высушила, заморозила их души. Грязь накрыла весь город, всю страну, весь мир. И во всём была виновата эта мерзкая погода.
Тётка дошла до остановки. Подкатила полупустая маршрутка. Цыганка залезла в неё и тяжело села у окна. Голова её немного кружилась от свежего воздуха и короткой прогулки. Она облегчённо выдохнула и уставилась в окно на мелькающие грязные штрих-коды деревьев. Удивительное спокойствие воцарилось в её душе: будто впервые за много лет море внутри неё успокоилось. Шторм, который уже воспринимался как должное, стих, и изумила красота спокойной воды. Не было раздражения и злобы на окружающих. Все толкались, давились, злились друг на друга, но ей было всё равно. Она не хотела ничего никому объяснять, вразумлять и доказывать. Тётка просто сидела у окна среди кишащих в железной коробке людей, но не была среди них. Кто-то раздраженно задел её ногой на выходе и навсегда исчез за дверями. Исчез вместе со своей злостью, не стоящей внимания. Тётка просто смотрела в окно, даже не потрудившись узнать, кто это был. Покой приходит из тьмы.
Нечто извне проскользнуло в глубину мыслей цыганки. Тонко и отвратительно пропищал сигнал не в голове, а по всему телу одновременно, неприятно передавив дыхание, насильно возвращая в реальность окружающей маршрутки. Ощущение пристального взгляда в спину. Фокус зрения Тётки поймал в стекле автобуса, прямо перед её носом, отражение человека из глубины салона с очень знакомыми чертами лица. Это была женщина. Старая цыганка обернулась и увидела между пассажирами в конце маршрутки, у дверей, смотрящую на себя… Саму себя. Женщина была похожа на неё, как отражение в зеркале, только волосы все до одного были седыми. Их взгляды встретились. Это словно парализовало Тётку, она не могла сдвинуться с места, а рот её непроизвольно приоткрылся. Мурашки пробежали по спине, плечам и коленям. Седая не отводила глаз. В её взгляде не было ничего укоряющего, злобного или неприятного, наоборот, он был насыщен внутренней открытостью, нежностью и добротой.
Происходящее вызвало у Тётки ощущение диссонанса между реальностью и вымыслом. Всё вокруг задрожало, завибрировало. Цыганка не понимала, что происходит. Это не было похоже на ощущение, когда увидишь себя в зеркале. Казалось, что некто захватил её тело и теперь управляет им, в то время, как она сама сделать уже ничего не может. В любом случае ощущение было ярким, неоднозначным и трудновыразимым. Тётка понимала, что видит не просто очень похожего на себя человека, а своего рода посланника. Седая отвела взгляд и нажала на кнопку над дверью, требуя остановки. Автобус остановился, задняя дверь открылась, и женщина вышла. Она встала на тротуаре и снова посмотрела на Тётку через окна. Маршрутка поехала, а Седая, стоя на месте, провожала её взглядом, пока не скрылась из виду.
Через некоторое время Тётка отошла от увиденного и пробубнила себе под нос: «Что это было?».
– Что? – спросила её старушка, сидящая рядом.
– Да ничего-ничего, дочушь, отдыхай…
Старая цыганка доехала до своей остановки. Уже начало темнеть. Когда она подошла к дому, заметила в своих окнах свет. «Вот, сороки! Это что ж, целую неделю горел? А им что? За электричество не им платить!» – подумала Тётка. Она захотела разозлиться, как обычно, но поймала себя на том, что не может, а мысли её были абсолютно без раздражения и злости. Это небольшое отклонение от нормы вызывало лишь приятное спокойствие. «Вот, что значит не пить некоторое время. Не с водкой отдыхать надо, а от водки». – приметила она. Цыганке захотелось удержать это умиротворение как можно дольше, и она постаралась поощрить свои изменения, добавив мысленно доброты: «Ну и фиг с ним, со светом! Девчонки – молодцы! Не бросили, посреди ночи ко мне приехали! Без них и платить бы некому уже было!». Настроение стало ещё лучше, а на лице проявилось подобие улыбки. Мышцы настолько отвыкли от этого выражения, что его нельзя было назвать улыбкой – всего лишь сползшее набок, натянутое искривление губ, но и этого было достаточно, чтобы понять, что процесс метаморфозы личности запущен.
У подъезда, как стражи по обе стороны дорожки, стояло несколько тополей. Тётка прошла между ними и, когда уже подходила к двери, та резко распахнулась перед ней, напугав цыганку. По её коже пробежал холодок. В подъезде была кромешная тьма. Как всегда, перегорела лампочка. Внезапно из тьмы появился движущийся ей навстречу силуэт. Когда полусвет улицы озарил лицо движущегося, она узнала в нём Сашу. Он шёл и улыбался. Тётка почувствовала, как зашевелились волосы на её затылке. Она отпрянула назад и попятилась, пока не упёрлась спиной в ствол тополя. «Господи-боже!» – старая цыганка трижды перекрестилась. Саша вышел из подъезда и, глядя ей в глаза, прошёл мимо. По коже Тётки волнами то вверх, от ног к лицу, то обратно вниз, пробегали мурашки. Ноги потяжелели и обмякли так, что едва держали вес тела. Цыганка осторожно обернулась, но в сумраке улицы уже никого не было. Она снова посмотрела во тьму подъезда, со страхом подумав о том, что нужно идти домой через неё, и снова увидела силуэт – только на этот раз ей навстречу вышел старший сын, Шандор. Он тоже улыбался матери. Сразу за ним вышли Витя и Ваня. Все прошли мимо Тётки и исчезли. Только Ваня остановился на мгновение и, улыбнувшись, сделал жест, приглашающий её войти в подъезд. Затем он поспешил вслед за братьями, но когда оказался за спиной, Тётка вдруг услышала его голос: «Ну, что ты стоишь, мама? Иди к себе, не надо бояться!». Голос заставил цыганку вздрогнуть и немного привёл в чувства. Она обернулась – на улице было пустынно. Где-то вдалеке привычно трещали взрывы снарядов.
«Странный денёк сегодня!» – подумала Тётка. Ноги её ослабли, и она села на скамейку возле подъезда. Цыганка вспомнила похороны своего мужа, а затем висящего в петле Шандора, не сумевшего пережить смерть отца, последние дни Вити и Вани, пристрастившихся к наркотикам и умерших один за другим: первым Витя, который заразился СПИДом, а в тот же год и Ваня – разбился на машине. Слёзы текли по её щекам. Они не текли уже давно, даже когда очень хотелось плакать. Даже когда ей казалось, что она сейчас плачет, но нет… Глаза её были сухими. После смерти Шандора слёз уже не осталось даже на Витю и Ваню. Но вот они снова текли по её щекам, а с души, как оползень, смесь камней и грязи, уходила боль. Тётка зарыдала во весь голос. Она рыдала своим скрипучим, пропитым и прокуренным голосом, как маленький ребёнок, а за её спиной стояли её муж и сыновья, которых она уже не видела. И, возможно, тогда у неё появился первый седой волос. Тётка выплакалась, стало легче: «Но для чего же они пришли, укорять меня?» – подумала Тётка, – «Не похоже. Или…».
Тётке тяжело было думать о чём-то. Она отбросила мысли, встала со скамьи и шагнула во тьму подъезда. Уже не было страха. Наоборот, она даже почувствовала окутавший её уют. Цыганка наощупь поднялась на свой этаж. Посветила зажигалкой, чтобы воткнуть ключ в замочную скважину. Открыла дверь и услышала голоса в своей квартире. Это были её племянницы, с мужьями и сыновьями.
14
Бывает так, что человек тебе не просто нравится, а какая-то внутренняя сила тянет к нему. Сила, которой очень сложно сопротивляться. Яркое, мощное влечение. Понимаешь вроде, что человек этот абсолютно тебе не подходит, но ничего с собой сделать не можешь. Расстанешься с ним и начнёшь другую жизнь – этот человек годами не выходит из головы, снится. Но ваша совместная жизнь могла бы стать сущим адом. Многие это чувство называют «любовью», но, если разобраться, именно оно как раз, ей – любви – самая настоящая противоположность. Это наша физическая, животная сущность, которая гораздо ярче и сильнее, чем тонкое, мягкое, пронзающее изнутри чувство родства и готовности идти вместе через годы. Страсть и Любовь – такие разные – должны бы сплестись в один клубок, но редкий счастливчик может завладеть им целиком. как правило, нам достаётся лишь одна из нитей.
Тамара не испытывала к Ване яркого влечения, но понимала, что он ей подходит, что другого такого не найти. Муж был заботлив и участлив, он стремился к развитию семьи, был самодостаточен по натуре, целеустремлён, никого не слушал и не поддавался ничьему влиянию, кроме как её. Что еще нужно девушке от мужчины? С таким можно и нужно быть выдержанной и дожидаться того времени, когда душа откроется ему и сердце медленно заполнится тёплым чувством, которое уже не покинет никогда. Да, Ваня иногда был вспыльчив, но цыганская кровь это прощает, тем более он быстро остывал. Всё больше узнавая мужа, Тамара делала вывод, что даже его недостатки нужны для того, чтобы долго жить вместе. Идеальных людей не бывает, как и совершенных семейных отношений, и те ссоры, которые происходили между ними, не только не ухудшали их союз, а в общем делали его лучше. Возможно, и сам Ваня не испытывал того влечения к Тамаре, но и он бы не отступился в этом случае. Тем более, что некто сверху активно поощрял их брачные узы поразительной удачей.
Тамара начала чаще задумываться над этим: кто именно сверху одаряет их и зачем? Везение казалось очень явным. Конечно, всё же не чудесным – каждый купленный лотерейный билет не выигрывал. Поэтому оно как бы вписывалось в пределах реальности. Но… Только Тамара с Ваней поругались бы, обиделись друг на друга, как тут же их удача пропадала. А когда мирились снова – дела налаживались. Это не кидалось в глаза, пока не повторилось бесчисленное количество раз, после множества горячих цыганских ссор.